Я сказал дрогнувшим голосом:

– Перед тем как начать серийный выпуск нейролинка четвёртого уровня, нужно успеть создать защитные механизмы. Дабы не позволять себя читать. Вернее, позволять только тем, кому доверяешь. Иначе, сам понимаешь, что начнётся…

Он посмотрел с сочувствием:

– Представляю. А вот тебе, увы, придётся раскрываться почти на полную. От тебя слишком много зависит. Ты должен быть абсолютно прозрачен.

– Надеюсь, – пробормотал я, – не совсем уж так…

В его глазах появились хитрые искорки.

– А можно будет отсортировать мысли о сексе с чужой женой от мысли о передаче врагу государственных секретов?.. Гм, надо будет подумать. А пока посоветуюсь с юристами. Хошь, дам своих?.. Крутые акулы. Что-то можно оставить под запретом, хотя, боюсь, этого будет немного. А вообще-то…

– Что?

Он взглянул на меня с усмешкой.

– Ты настолько образцовая особь, чего тебе прятать? Раскрывайся целиком. Силовиков интересуют только государственные преступления, а не то, кому ты когда вдул в неурочное время. Пусть даже секретарше директора в его кабинете и на его столе!

Из кухни пришла Ежевика с подносом в обеих руках, Землепроходец покосился на неё, она перехватила его взгляд и ответила очень серьёзно:

– Даже если вдул, что тут такого?.. Даже мне пофиг. Только директора может задеть, да и то, если на его бумагах остались липкие пятна.

– Тютюн аккуратный, – ответил он с очень серьёзным лицом, – он не позволит себе пачкать бумаги с научными трудами.

Я сказал с неудовольствием:

– Перестаньте, я никогда не трогал женщин в институте. Я вообще чуть ли не асексуал. Они ко мне чаще, чем я.

– Хвастун, – обвинила Ежевика.

Я сказал недовольно:

– И вообще речь о новом этапе не столько в моей жизни, как в обществе.

– У нас у всех эти новые этапы, – сказал он бодро. – Жизнь ваще уже и не знаю!.. Только-только на ступеньку, как выше в тумане следующая то ли в золоте, то ли в шоколаде… Дерзай, Тютюн!.. Ты же умный, хоть и скучный. Или потому скучный, что умный? Сейчас твоё время, время скучных людей!

Я поморщился, какой-то странный комплимент, сказал уже другим тоном:

– Ладно, если одобряешь, то, значит, могу рассчитывать на твою мощь?

Он в изумлении вскинул брови:

– В чём? Спинку почесать?.. Ежевика, как тебе его хватка?.. Вчера стал директором, а уже ищет, кого ещё пристегнуть к своей колеснице!

Ежевика сказала гордо:

– Ничего не понимаю, но вижу, что парень с головой.

– И с большими ушами, – подтвердил он. – Но его упорство одна из четырёх его ахиллесовых пят.

Она усмехнулась, никто ещё так изящно не называл её директора ослом, но услужливо придвинула к нему тарелочку с халвой и восточными сладостями.

– Это достоинство, – сообщила она. – Всегда добивается своего, хотя вроде бы не добивается. Он хитрый.

У группы с всаженным в череп чипом нейролинка второго уровня наконец-то проявилась побочка, для кого приятная, но для большинства как серпом по одному пока что важному месту.

Некоторые стали жаловаться, что чувствуют исходящую от свежесорванных растений некую негативную энергию. Другие вообще называли это эмоциями боли и страданий.

Я велел перепроверить, в самом ли деле чувствуют или же просто внушили себе, потому что многих в своё время огорошило, что у растений достаточно развитая нервная система, чувствуют боль, им знакомо сострадание, взаимовыручка, предупреждают других о надвигающейся опасности.

Вот мясоеды, пожирая сочный ломоть жареного мяса, научились на это время забывать, что это мясо недавно бегало весёлым козлёнком или телёнком, а потом их попросту убили и разрезали на куски ради этого бифштекса, а веганам ещё предстоит пройти через подобные травмы.

Михаил с интересом прогулялся по всем отделам, некоторые его припомнили по институту, кто-то узнал, как некогда преуспевающего писателя, что ему польстило намного больше, а когда зашёл ко мне, я дал вводную и закончил напутствием:

– Твоё дело выстроить контрпропаганду. Ну, типа, что и вегетарианцы теперь должны заглушать в себе голос жалости и сочувствия.

– Ого!

– Надо, Миша, надо. Чуточку ожесточить себя, хотя и слышишь, как растение передаёт сигналы сородичам, что гибнет, его убивают, прощайте, постарайтесь как-то спастись…

Он сказал твёрдо:

– Зато быстрее будет переход на полностью искусственную жратву! Это всё окупит.

– Не о том думай, – прервал я. – Эти прибабахнутые этики могут мигом создать общества по всему миру, требующие запрета и растительной пищи!.. Им по фигу, что это голод в мировом масштабе, искусственной пока накормить всех не можем. Им важнее справедливость, а мир пусть погибнет, его не жалко!.. Так, давай за работу!

Он лихо козырнул и удалился независимой походочкой, руки в карманах, литераторы неподсудны никому, кроме Бога, как это тупые люди не понимают?

Про волка помолвка, или как ещё проще говорят в народе: не вспоминай чёрта, а то придёт, Кшися заглянула в мой кабинет и, трагически расширив глаза, сказала испуганным голосом:

– Артём Артёмович, к вам глава комитета по этике!

Я вскинул голову, посмотрел в упор.

– Константинопольский?.. Вот так без звонка, без согласования встречи?..

Дверь открылась шире, Константинопольский вошёл, чуть отодвинув Кшисю, импозантный и статный, в хорошо сшитом костюме из новомодной ткани неясного происхождения и со шляпой в руке, сказал весело:

– Я на минутку. Просто мимо шёл… Позволите?

Я ответил сухо:

– У меня много работы, но если в самом деле минутку…

Кшися с облегчением исчезла, тихо-тихо прикрыв за собой дверь, а Константинопольский прошёл к столу и вальяжно опустился в кресло напротив меня.

– Жаркий день, – сообщил он. – Набегался.

Я промолчал, а он, выждав минуту, вдруг да предложу что-то прохладительное, вон какой холодильник в кабинете, сказал проникновенным голосом:

– Сегодня мне даже приснилось… Вроде бы хакеры захватили контроль над всеми чипированными.

Я буркнул:

– Мало ли чего снится.

Он спросил вежливо, но с настойчивостью в голосе:

– А если хакеры в самом деле перехватят контроль?

Я поморщился, не очень-то это спец по этике в теме, если не понимает даже таких простых вещей.

– Невозможно.

– Простите…

Я сказал чуточку раздражённо: