– Иес.

– Каша должна быть горячей, а какаотеплым. Лучше сделай его заранее. Потом, когда услышишь, что Лев Яковлевичзовет, поставь завтрак на поднос и отнеси в спальню. Салфетки не забудь!

У меня с языка чуть было не сорвалась фраза:«А геркулес прожевать не надо?» Но я проглотила ехидное высказывание. Нехорошообижать Асю, она этого не заслужила.

– Не волнуйся, все сделаю, какпросишь, – пообещала я.

– Уж извини, еще…

– Продолжай, пожалуйста!

– Сходи на пожарище и посмотри, приехалали ремонтная бригада. Прости за доставленные хлопоты.

– Отправляйся спокойно виздательство, – улыбнулась я.

– Спасибо тебе! – воскликнула Ася.Потом сунула руку в карман и вытащила упаковку «Кириешек». – Хочешь?

– Нет, спасибо.

– А я вот просто подсела на этисухарики, – засмеялась Ася, – грызу целыми днями. Пожую, и настроениехорошее. Смешно прямо, похоже, они для меня вроде антидепрессанта.

– Вполне возможно, – кивнулая, – только сейчас тебе не от чего впадать в депрессуху. Поезжай спокойно,я все сделаю, не волнуйся.

Ася, прижимая к себе толстую папку, побежала кмашине, я стояла на крыльце, любуясь теплым солнечным утром. Собаки носились подвору, небо голубело, на деревьях набухли почки.

– Лампа, – крикнула Ася, высовываясьиз окна машины, – какао надо процедить, Лев Яковлевич не любит с пенкой!

Я вяло помахала ей рукой, проводила глазамиудалявшийся автомобиль и посмотрела на часы: одиннадцать.

Господину почетному члену множества академийоставалось почивать еще шестьдесят минут. Мне вполне хватит времени, чтобысбегать к сгоревшему дому и поискать в саду клумбу с гномом.

Не знаю, как у вас, а у меня вид пожарищавызывает ужас. Дом Курочкорябских был разномастным. Первый этаж, сложенный изкирпича, уцелел в пламени и сейчас пугающе торчал в середине черного участказемли. Окна отсутствовали, пустые проемы мрачно смотрели на дорогу.

Верх, сложенный из бруса, исчез без следа.Даже трудно себе представить, каким образом можно восстановить здание в егопервозданном виде.

Никаких рабочих на участке не было. Заходить вполуразвалившийся остов я побоялась, просто походила вокруг руин, крича:

– Есть тут кто живой? – и, неуслыхав ответа, отправилась в сад.

Очевидно, Курочкорябские приглашали к себеспециалиста по ландшафтному дизайну. Вон тот тихо журчащий ручеек имеет явноискусственное происхождение, течение в нем поддерживалось маленьким моторчиком,а кустарники вокруг вились причудливыми узорами. Нашлись и клумбы, их былопять, похожих друг на друга. Круглые бетонные цоколи, внутри земля, апосередине торчат так называемые садовые скульптуры. У Курочкорябских стоялитри гнома, русалка и кошка.

Я подошла к первому цветнику и осторожнопринялась тыкать в почву лопаткой для торта, прихваченной из дома. Садовогоинвентаря у нас пока нет, Катя только собирается его купить.

Стальная лопаточка легко вонзалась в землю ичерез несколько минут уперлась во что-то. Я удвоила усилия и вытащила… кирпич.Во второй клумбе оказалось пусто, в третьей тоже.

В полном разочаровании я постояла возлегномов. Потом, решив не сдаваться, перекопала чернозем под русалкой и кошкой,но и там тоже ничего не нашла. Значит, Света соврала Маше: либо никакихдокументов, запертых в банковской ячейке, не существует вовсе, либо ключиклежит совсем в другом месте. Может, Светлана держала его в своей комнате? Ипосле пожара мне никогда не найти его.

Тяжело вздыхая, я пошла было назад, но тутувидела забор, отделявший участок Курочкорябских от дороги. Между кирпичнымистолбиками тянулись кованые чугунные решетки, в середине каждой имелсянебольшой овальный медальон с выбитым изображением гнома.

Я ринулась к ограде и стала работать соскоростью землеройной машины. Признаюсь, лопатка для торта не лучшеекопательное приспособление. Примерно минут через сорок, почти под самойпоследней секцией, я обнаружила круглую банку из-под печенья. Дрожащими рукамисхватила ее, открыла, увидела замшевый мешочек, дернула завязочки…

На ладонь выпал маленький плоский ключик,привязанный к слишком большой бирке. «Номер 35» – стояло на ней. Далее шлоназвание банка и его адрес, а еще чуть пониже мелкими-мелкими буквами быласделана надпись: «Нашедшего просьба вернуть в центральный офис».

Отшвырнув банку, я побежала домой. Так, сейчаспомоюсь, переоденусь и ринусь по указанному адресу. Значит, Света сказалаправду! Я нахожусь в двух шагах от разгадки!

Не успела я вбежать в прихожую, как до ухадолетел стук и крик:

– Ася! Ася!!! Ася!!!

Лев Яковлевич! Совсем забыла про него! Начасах половина первого, следовательно, ленивый профессор уже тридцать минутзовет жену. Может, наплевать на него и уехать по своим делам?

На секунду решение мне показалось правильным.В конце концов, академик не парализованный, сам может сделать себе завтрак!

– Ася!!!

– Иду! – крикнула я и пошла на зов.

Придется готовить трапезу капризнику, я ведьобещала Асе позаботиться о престарелом младенце.

– Безобразие! – возмутилсяпрофессор. – Где завтрак? А, Ася?

– Ваша жена уехала.

– Куда?

– На работу.

– А каша? И мое какао!

– Сейчас принесу.

– Так поторопитесь, – взвизгнул ЛевЯковлевич, – бог знает сколько времени уже жду. Мне работать пора. Раннееутро самое плодотворное время! Шевелитесь, любезнейшая Марфа!

Я порысила на кухню и принялась искать наполках геркулес. Однако у Льва Яковлевича оригинальное понятие о раннем утре,стрелки уже показывают час дня. Как назло, овсянки не нашлось. Я вернулась кЛьву Яковлевичу.

– Хотите творогу?

– Что?

– Это такая белая вкусная штука, оченьполезная, богатая кальцием, ее дает корова, вернее, буренку доят, а уж измолока…

– Марфа, – загремел ЛевЯковлевич, – не читайте мне лекций! По утрам я ем кашу.

– Манную будете?

– Ни за что.

– Гречневую?

– В рот не возьму.

– Рисовую?

– Никогда в жизни.

– Пшенную?