– Марфа! Вы с ума сошли! Немедленноподайте овсянку.

Я понуро вернулась на кухню. Очень хорошопомню, что вчера вечером вот тут на полке стояла большая желтая коробка снадписью «Геркулес». И где она сейчас?

Я зачем-то полезла в холодильник, потомпошарила на подоконнике, наткнулась на кастрюлю, в которой мы варим едусобакам, открыла крышку и сообразила: вот он, геркулес. Катя сварганила из негообед для членов стаи.

– Марфа! Кашу! – долетело из-застены. – Сейчас! – крикнула я.

– Живее!!! Овсянку!

Поколебавшись мгновение, я схватила ложку,наполнила тарелку и побежала с ней к вопящему Льву Яковлевичу. В конце концов,мы никогда не даем животным просроченных или испорченных продуктов, варим имеду как для себя. А раз она подходит для нежных мопсиных желудков, то ипрофессору плохо не станет.

– Где сироп? – грозно нахмурился ЛевЯковлевич.

Пришлось опять идти на кухню и открыватьшкафчики. В одном нашлась бутылка, я схватила ее, плеснула в тарелку похожую наводу жидкость и понеслась в спальню.

Нос уловил легкий аромат, очень знакомый, номне было не до того, чтобы разбираться, чем у нас пахнет в коридоре. Часынеумолимо тикают, а мне придется еще варить какао, потом умываться, одеваться,заводить машину. Я рискую опоздать в банк.

Поставив тарелку на тумбочку, я ринуласьназад.

– Марфа! Это что?! – заоралакадемик.

– Каша. Геркулесовая. С сиропом! –крикнула я, достигнув кухни.

– Но это…

– Сейчас вернусь и принесу какао.

– Марфа, это…

– Да, да, страшно вкусно! – орала я,мечась между столиком и плитой.

Ну с какой стати надо делать варево изпорошка, если люди придумали растворимые напитки?

Естественно, первая порция у меня неполучилась. Наверх всплыло великое множество не желавших растворяться комочков.Пришлось взять другую кастрюльку и начать все сначала. На этот раз я неуследила за пенкой, и серо-розовая жидкость вылилась на плиту.

– Марфа! – подал голосакадемик. – Еще каши! Такой же! Быстро! Мне плохо! Очень! Сделайточь-в-точь как первую порцию! Скорее! Умираю!

До сих пор мне казалось, что, если человекухудо, ему не хочется есть. Согласитесь, мало кто лопает с аппетитом бараньюотбивную за две минуты до смерти. Но академики-то не простые люди!

Схватив кастрюльку с какао, я вылила еесодержимое в кружку.

– Марфа! – бесновался ЛевЯковлевич. – Есть давай! Живо!

Не знаю, как у вас, а у меня, когда торопят,всегда начинают трястись руки.

Я снова схватила собачью кастрюлю, наполниладругую тарелку, не глядя схватила бутылку с сиропом, щедро полила овсянку и тутже уронила приготовленное блюдо.

Тарелка почему-то уцелела, зато кашаразлетелась по полу. Сообразив, что сейчас еще придется мыть пол, я чуть незарыдала, но потом быстро нашла выход из неприятного положения:

– Муля, Ада, Феня, Капа, Рейчел, Рамик!

Стая мигом явилась на зов.

– Кушать хотите?

Шесть хвостов заработали с невероятнойскоростью. Двенадцать карих глаз уставились на хозяйку с обожанием.

– Отлично, можете приступать, –велела я, – подбирайте кашу. Вот отнесу тирану его долю и хочу,вернувшись, найти чистый пол.

Мопсы вдруг стали чихать.

– Давайте, не кривляйтесь, – велелая, – хватит с меня академика с его прибабахами. Каша классная, вперед и спесней! Если не нравится, можете уходить, останетесь без добавки.

Увидав тарелку и чашку, Лев Яковлевичнеожиданно благодушно заявил:

– Хорошо, Марфа! Теперь раздвиньзанавески, включи телевизор и ступай.

Выполнив приказ, я пошла переодеваться и туткак на грех вспомнила, что забыла процедить какао. Сейчас светило наукизавопит, как сирена. Но в доме стояла тишина. Может, Лев Яковлевич проглотилкакао залпом, не поняв, что оно приготовлено неправильно?

Потратив немалое время на приведение себя впорядок, натянув джинсы и свитерок, я заглянула к академику и сказала:

– Давайте заберу грязную посуду.

Полная тишина послужила мне ответом.

Слегка удивившись тому, что не слышунедовольного брюзжания, я подошла к широкому ложу. Профессор мирно спал. Ротего был приоткрыт, из него вылетало деликатное похрапывание. Усмехнувшись, яприхватила пустую посуду и пошла на кухню. Вот вам и плодотворные утренниечасы! Похоже, сегодня музу академика сменил на посту Морфей. Все-таки хорошобыть научным работником, можешь позволить себе покемарить в то время, когдаосновное население страны стоит у станков!

Держа в руках тарелку, я вошла в кухню иизумилась. Кучки разбросанной по плитке каши исчезли без следа. Пол вылизан доблеска, около стола лежат четыре мопсихи. Муля на боку, Ада уткнулась ей вживот, Капа валяется на спине, задрав к потолку все четыре лапы, Феня деликатносвернулась клубочком. Сначала я слегка испугалась. Ну с чего бы девицамдрыхнуть на плиточном полу? Они большие любительницы комфорта и безошибочновыбирают для сна самые теплые, самые уютные места, а тут вдруг устроились нажестком полу. Может, они заболели? Впрочем, это маловероятно, не бывает, чтобызараза свалила одновременно всех животных.

Успокоившись, я хотела засунуть тарелки впосудомойку, но тут вдруг заметила Рамика. Двортерьер раскинулся под столом.Тревога змеей заползла в сердце. Я огляделась по сторонам и крикнула:

– Эй, Рейчел!

В ответ не раздалось ни звука.

– Иди сюда, хочешь сыру?

Обычно, услыхав про сыр, стаффордширихабросается на кухню, проламывая стены, но сейчас вокруг стояла гробовая тишина.

– Рейчуха! – заорала я. – Изюмужелаешь?