Я тоже не могу себе это вообразить, и представь, я именно за этим сюда явилась. Чтобы ты прикрыл мне спину и рассказал то, чего я не знаю, но ты упрямишься.

— Вам нравится играть в просвещение, играть в шпионов. Вам нравится чувствовать себя незаменимой. Бутылочка, помните? — Ветлицкий все еще смотрел в окно. Дурная привычка — стоять спиной к собеседнику, но, возможно, я завожусь, поскольку он даже с похмелья отменно справляется с задачей «не сбрехнуть лишнего». — Я ее выкинул в тот же день. Вы полагаете, что вас кто-то хочет убить? Чушь, огромное самомнение. Якобы убийством Калининой вы сумели увлечь поручика Ягодина — ему понравилось, а мне это было лишним, пришлось избавиться от него. Да, Софья Ильинична, по вашей милости у меня нет помощника, а вы, как ни прискорбно, на эту роль плохо годитесь. Ваши предложения, ваши требования… И ваши требования сложно осуществимы исключительно по вашей вине.

Что значит избавиться? Я видела его живым и здоровым, но Ветлицкому об этом необязательно знать.

Он повернулся, пожевал губами и быстрым шагом направился к буфету. Хотя и возился он, стоя ко мне спиной, я все прекрасно видела. И двигался он не как человек, которому рана причиняет боль.

— Это некомильфо, — скривилась Софья, и сияние его сиятельства померкло раз и навсегда.

— Шампанское по утрам знаешь кто пьет? Аристократы и дегенераты. Его сиятельство спасает титул, но ненадолго титула хватит при подобных-то скоростях… Забудь.

Ветлицкий вернулся к столу с двумя бокалами. Глаза у него горели, руки подрагивали, если допустить, что в бокалах кровь, то скрытые до поры клыки дорисует фантазия. Он сел, один бокал так и держал, второй поставил, но я не торопилась ставить на себе клеймо собутыльника.

— Я изначально был против вмешательства в дела княгини Мориц… Но вышло как вышло. Вас выгонят, пусть не сейчас, но что вас там держит? Ностальгия? Чувство причастности? Деньги? Всего остального не обещаю, но могу продолжать вам платить все те же пятьдесят целковых. — Я молчала, но сделала заинтересованный вид. Ветлицкий допил вино, поставил бокал, постарался поймать мой взгляд.

— И что я должна буду делать?

Козочка, как же так? Ведь это не мои интонации, и такой жест у меня через десять лет тренировок не выйдет, и мне важнее сейчас понять, почему Ветлицкий забыл про заговор, так что ты…

— Вы молоды, красивы, умны. Полагаю, последнее вам больше всего хочется слышать. Я знаю, каких лишений была полна ваша жизнь, и роскоши я вам не дам, но квартира, экипаж и портнихи… в пределах разумного.

Я видела много раз, как из-за пагубных пристрастий люди теряли все. Кто-то жен или бизнес, кто-то карьеру, кто-то жизнь. Ветлицкий был то ли не наблюдателен, то ли считал, что его не коснется, и ему не повезло со мной — Софьей Сенцовой. Он недооценивал, как и я, козочку Софью, которая взяла за ножку бокал, поднесла к губам, сделала вид, что пригубила вино, а затем, наклонившись вперед, поставила полный бокал прямо перед Ветлицким.

— На сколько же это лет, полковник? — мурлыкнула она, и у меня волосы зашевелились от страха. Где, где, где ты научилась такому, ты невинная девушка, я в свои двадцать так не могла! — Или месяцев? Или недель?

— Пока моя жена живет в своем имении, — и Ветлицкий взял бокал — Софья рассчитала все верно. — И пока она не поймет, что все ее деньги я трачу на вас. Полагаю, года два-три, потом вы всегда сможете… сделать выбор.

Пойти по рукам. Превосходное предложение, ваше сиятельство. Разговор с умной женщиной, без утайки.

— Видите? Я ничего не скрываю. Согласны?

— Фрейлина ван дер Волле еще дает приемы? — вместо ответа прикрыла глаза Софья. — Обычно они у нее начинались в пять, если мы поторопимся, то успеем. Одевайтесь, Жорж, и заедем к мадемуазель Гастон. Давно пора забрать у нее мое платье.

Ветлицкий залпом допил вино. Ни меня, ни Софью совесть не мучила — он сам напросился.

— Сколько? — спросил он, поднимаясь, так, словно облагодетельствовал. Как часто люди верят самим себе, а всего лишь нужно внимательней быть к собеседнику. Он не просит милости, он тебя добивает.

— Две тысячи, — обворожительно улыбнулась лисица Софья. — Вы предложили, Жорж, я согласилась. Вы предложили, не зная, что вам предстоит… сорвать… этот цветок.

— Аким! — с дрожью в голосе крикнул Ветлицкий и быстро вышел, рядом хлопнула дверь. Я вдохнула — кажется, все это время я так и сидела не дыша. Мало кому удавалось поразить меня так, как Софье, пожалуй, что до такой степени — никому, от вчерашней выпускницы академии я ждала…

— «Тайны графини фон Бекк», — чванливо вздернула носик Софья. — Мы ими зачитывались.

— Полезные книги ты читала, однако! — Я понемногу приходила в себя, голова шла кругом, особенно от того, как непринужденно Софья перехватила контроль и сделала меня безмолвным наблюдателем. — Но объясни мне, зачем? Я же не собираюсь…

— Я тоже не собираюсь, дурочка, — нетерпеливо оборвала меня Софья. — Идем. У нас не так много времени.

Что? Что? Что?… Я не поспевала за этой девочкой. Многоходовочка гениальной юной головки. Пока я билась лбом о бетонную стену, она ловко освободила путь в такой нужный нам кабинет, она отыграла свою роль безупречно настолько, что я была в панике. Кто кого еще учит жить!

В соседней комнате Ветлицкий требовал бутылку вина, лакей отнекивался, и я была на его стороне. Дружище, стой до последнего, не выходи из сиятельной спальни. Где это письмо? Книги, журналы… Ящик стола один, другой, пачка бумаг — ссудная касса, договор, «Жорж, вы тратите слишком много…» Не то. Снова не то. «Дорогая Мари, если вы помните м-ль Сенцову, подумайте, она могла бы помочь…»

Глава двадцать третья

«Она изумительно хороша собой, пусть недалека»… Да чья бы корова мычала по поводу чужого ума, вызверилась я. Что-то глухо упало, хлопнула дверь, раздались быстрые нетвердые шаги — сейчас меня застукают, но я дорвалась до желанной цели и мне плевать на любые последствия. «Нужно помочь ей освоиться в Летнем дворце, с прочим, что мы задумали, она справится, посулить ей денег, она в долгах. Навестите ее, дорогая Мари, она жила в доме дядиньки, покойного купца Кирпичева, на Прибрежном, и, вестимо, должна до сей поры там оставаться…»

— Софья Ильинична?.. — прозвучал за спиной характерно протяжный, монотонный и преувеличенно громкий голос. — Что вы тут делаете?

Трезвому Ветлицкому в голову бы не пришло задавать такой бесполезный вопрос. Я сунула руку в открытый