Элдрик запустил англичан. Не сам, конечно, махнул одному из своих людей и тот открыл двери. Англичане ввалились толпой и сначала заозирались, ничего не понимая. Ну, да, по идее, я их должен принять в форте или в ратуше, но никак не в кабаке. Галдят что-то зло на своём. Английский я когда-то знал, хреновенько, но знал, а сейчас вообще ни слова не понимаю. Ладно, пусть немного повозмущаются, чем злее будут, тем откровеннее разговор получится. Наконец, разглядели меня и одного из них, по видимому главного, вытолкнули вперед. Тот подошёл, но метрах в пяти остановился. А как не остановиться, когда на тебя направлен пистолет. Оружие сейчас совсем не распространенное, но с аркебузой он должен быть знаком, а это просто маленькая аркебуза, но дырку сделает в башке с такого расстояния очень даже просто, и шлем не спасёт. Шлем он как раз и снял, как остановился. Пацан совсем, лет 17-18. От злости его аж перекосило. Что-то гневно залопотал. Я хлопнул по рядом стоящему столу ладонью. Звук получился хлесткий и громкий. Англичанин заткнулся.

— Или говори на человеческом языке или убирайся. Мне с пиратами и разбойниками говорить не о чём.

Тот аж подпрыгнул от возмущения и заозирался. От возмущения даже сказать некоторое время ничего не мог, но потом всё-таки заговорил и заговорил на латыни.

— Это мы пираты? Мы? Как у вас язык повернулся такое сказать?

— А кто напал на мой торговый караван, шедший из Кастилии? Разве не английские корабли? Разве они не видели штандартов графа Священной Римской империи? Или Англия ведёт войну против Священной Римской империи? И ведь это было не первое нападение. Ваши корабли постоянно нападают на имперских торговцев. Я сейчас как раз готовлю посольство к своему императору с просьбой защитить имперских купцов от разбоя англичан.

Англичанин стоял раскрыв рот и выпучив глаза. Он хоть и пацан почти, но мозги всё-таки имеет, совсем дурака ко мне бы не прислали. А прислали его, наверняка, постращать меня, выбить компенсацию и договориться о поставках моих пушек. А тут вдруг такой афронт. Император, конечно, вряд ли влезет в чужую войну из-за каких-то купчишек, но а вдруг? Или снимет запрет для своих подданных поучавствовать в таком веселье и немного пограбить? Желающих, среди драчливых германских герцогов и графов, не говоря уж о баронах и простых рыцарях, найдется множество. А учитывая, с какой легкостью имперские торгаши перетопили половину английского флота, то бешенных германцев можно и в самой Англии ожидать.

— Представьтесь. С кем я говорю?

— Виконт Сэмюэль Соммерстон.

— Вот что я вам хочу сказать виконт: до этого времени моё графство вело дела с вашими торговцами, мы даже продавали вам оружие и пушки, но после тех безобразий, что вы творите на море, торговать с вами я запретил. А оружие и наши пушки мы лучше продадим франкам и кастильцам. А воевать с вами или нет, пускай мой император решает.

Тут к виконту присоединился довольно пожилой рыцарь. Ну, как пожилой, лет 45, но для этого времени да, пожилой.

— Разрешите представиться, ваше сиятельство, барон Уильям Броксвилл. Наш король, Ричард 2-й,как раз и прислал нас к вам, чтобы разрешить это недоразумение. Наши моряки просто не разглядели ваших флагов и приняли за франков, поэтому и напали. За что и поплатились. Но ведь ваши корабли шли рядом с английским берегом и они должны были их проверить.

— Ну, так и проверили бы, кто им мешал? Отправили бы малую галеру, поговорили бы, зачем же сразу нападать?

— У нас немного другие сведения, ваше сиятельство. Наши моряки утверждают, что они сделали предупредительный выстрел, чтобы вы остановились, как раз для того, чтобы поговорить.

— Вы сами-то верите в то, что говорите, господин барон? Открывать огонь из пушек и готовиться к абордажу — для того, чтобы просто поговорить? И возле чьих берегов шли мои корабли, не важно, они были в море, а море не принадлежит никому.

— Канал между Англией и континентом принадлежит нам, англичанам. — опять влез виконт. Видно послали сынка какой шишки для представительности, а в помощь дали барона, чтобы углы сглаживал и советами помогал. Но оба не справились.

— Это не канал, а пролив между вашим островом и континентом, морской пролив. И он не принадлежит никому. А чтобы вы это поняли, мои корабли будут топить все встретившиеся им английские корабли в этом проливе. Пока вы этого не поймете и не выплатите мне компенсацию.

— Какую ещё компенсацию? — взвился виконт.

— Не очень большую, чисто символическую. 10 тысяч серебрянных фунтов.

Виконт даже слова сказать не мог, только закрывал и открывал рот. Барон посмурнел и тоже смотрел на меня волком. А мне наоборот было весело. Зачем попёр в бутылку, черт его знает. Хотел ведь поспорить с ними чуть-чуть, а потом впихнуть им партию оружия и недопушек, которых Хайнц отлил уже довольно много, несколько десятков. А получилось как получилось. Ну, не люблю я англичан. Сильно не люблю. И раньше не любил, ещё в своем будущем, за их лживость и подлость, и сейчас не люблю. Хотя с компенсацией я и в самом деле перебощил — около четырёх тонн серебра, да ещё и для воюющей страны — это много. Другое дело, всё равно ведь ничего не получу. Так что могу назначать компенсацию хоть в один фунт, хоть в миллион, всё равно ничего не обломится. Да и какая может быть компенсация от короля какому-то графу, даже не смешно.

Выступать англичане не стали. Да и какой смысл? За моей спиной десяток кирасиров, у каждого в обеих руках по пистолету, лежат на плечах. Двадцать выстрелов в упор. Они и шага сделать не успеют. Не дураки, понимают. Спровоцировать меня на поединок? Можно попробовать, но не факт, что получится. А если и получится, то драться я буду на своих условиях, то есть просто пристрелю любого вызвавшего — это они тоже знают. Выбор оружия за мной, а обращаться с огнестрелом они не могут. Вот заточенной железкой любой из них меня пошинковать может, наверное, теперь уже не уверен, я ведь тоже уже несколько лет тренируюсь, но зачем рисковать? А они обо мне справки наверняка наводили, так что иллюзий не питают и на небеса никому не хочется.

Развернулись и ушли. Вот так, — ни здрасьте тебе, ни до