свидания. Хамы. Посидел немного. Приказал притащить вина. Встал с кресла и уселся за стол. Элдрику указал место напротив. Сидели с ним и молча потягивали вино. Да, не хорошо получилось. Чем это может мне грозить? В общем-то, ничем. Кроме финансовых потерь. То, что я таскаю свое оружие в Испанию и Португалию — это хорошо, но надо ведь и ближайших соседей окучивать, что у меня не очень-то получается. А у меня ведь под носом две воюющие страны, которым оружие нужно постоянно и возить им не надо, сами приплывут и возьмут. Не берут, сволочи. Один раз впихнул и тем и другим не плохие партии, а потом только по мелочи. А мне моё возросшее графство содержать надо. И на какие шиши? Свои-то моё оружие брать не спешат. Берут, конечно, на редко и понемногу. Купцы с верховьев Рейна приходят и покупают, но стараются взять как можно дешевле. А мне дёшево отдавать никак не интересно. Меня Гюнтер как-то просвещал по ценам на оружие. В Англии хороший меч стоит от 40 до 80 шиллингов. То есть от 2 до 4 фунтов. То есть свой вес в серебре практически. У нас в империи подешевле, всё-таки мы ни с кем не воюем. Вернее, большой войны нет, а маленьких войнушек сколько угодно. Но цены на оружие пониже, чем во Франции и Англии, но не намного. А наши купчишки, с севера Германии и верховьев Рейна, пытаются у нас выторговать те же мечи за марку-полторы, меньше фунта. Особенно ганзейцы наглеют. А потом их полякам, русским и скандинавам продают. А там цены даже повыше, чем в Англии и Франции. И какой смысл мне с германскими купцами торговать? И не торговать не могу, сразу начнут императору и курфюрстам жаловаться о притеснении торговли, а на это и император и курфюрсты смотрят очень не хорошо, могут и вмешаться. А мне этого совсем не надо, мне и без них хорошо. Но пока Гюнтер находит на местных купцов управу. Всё просто, втюхивает им шёлк, специи и другие восточные товары намного дешевле венецианцев и генуэзцев. Вот все и довольны. Восточные товары — это хорошо, а оружие куда девать? Хорошую цену за него наши купцы как не давали, так и не дают.

Посидели, дождались доклада, что англичане ушли и отправились в замок, куда к вечеру не спеша и добрались. На следующий день собрались, обсудили встречу с англичанами. Гюнтер, конечно, рад не был. Да я и сам не радовался, не знаю, что на меня нашло. Подумали, подумали, но решили, что ничего страшного не случилось. Пришлют ещё одну делегацию, никуда не денутся, а с ними уже и договоримся. И пушки им впихнем и аркебузы, не говоря уже об остальном оружии.

А к вечеру следующего дня примчался гонец, который сообщил, что эти островные собаки всё-таки набедокурили. На обратном пути они напали на струг, тащивший баржу с рудой. На струге не сплоховали, обрубили канат и смогли уйти. Но экипаж баржи англичане перебили. Правда, экипажа того всего пять человек, но всё равно жалко. И на струге есть потери — трое убитых и шестеро раненых. Хорошие лучники у англичан. Огнем орудия со струга англичан отогнали и даже пытались преследовать, но разве малый струг угонится за галерой? А ночью англичане прорвали наплавной мост. Просто высадили на него десант и порубили канаты, скрепляющие лодки. И с берегового форта ничего сделать не смогли. Пока проснулись, англичан уже и след простыл. Мимо Дуйсбурга они проскочили в предрассветных сумерках. Да их никто и не собирался трогать — идут себе и идут. Не торгаши, пошлину платить не надо. Да её пока и не платит никто. Об их безобразиях в городе стало известно, только поздним утром, когда струг до города добрался. О преследовании речи даже не заходило. Некем, да и время упущено.

Вот так. Потери, конечно, мизерные, но безобразничать на моих землях — это уже верх наглости. Ничего, посчитаемся. Придумаю как.

Глава 12

А на следующий день стало не до англичан. От дядюшки примчался гонец с сообщением, что он уже готов к захвату Эссена и выступает на следующий день. То есть уже выступил. Гонец то пока добрался, день как раз и прошёл. Ну раз он выступил, то и нам пора. Отдал приказ Курту. Сам остался в замке. Хотелось, конечно, прогуляться, но самому выступать на захват какого-то клочка земли с несколькими деревнями и зачуханного городка — много чести. Но гонца в этот городок, монахам, отправил. И к монахиням тоже отправил. С уже готовым письмом. В котором написал, что дядюшка мой, конечно, самодур и мужлан, но к женскому монастырю он близко не подойдёт — это я им гарантирую. И вообще, приложу все силы, чтобы уважаемые монахини не подверглись никаким притеснениям. О том, что мы с ним договорились об обмене, писать, естественно, не стал. Ни к чему это им знать. Зато потом обязательно к ним заскочу и пожалуюсь на то, что только ради них я отдал дядюшке свои замечательные земли,а на себя взял обузу по защите такого замечательного монастыря и таких прекрасных их. Думаю, поверят. Никому ведь в голову не придёт, что обмен равнозначен. Ещё бы, плодородные земли в долине Верля менять на никому не нужные земли Эссена — глупость. Про монастырь и проблемный город вообще молчу. А то, что там угля полно — так кому он нужен? Печи топить? Так пока лесов в Германии хватает.

Оставалось только ждать и нервничать. Ничего неожиданного произойти, конечно, не могло, сопротивление там оказывать просто некому, но всё равно нервничал. Чтобы не изводить себя, отправился в лагерь и устроил учения с оставшимся полком мушкетёров. Гонял их четыре дня, пока меня не нашел гонец от Курта. В письме, вернее, короткой записке, Курт сообщил, что все земли по левому берегу Рура теперь наши. Сопротивление никто не оказывал, да и некому было сопротивляться. Войск в Вердене вообще не было. А собрать городское ополчение никто не озаботился. Да и кому это надо? Ну, и прекрасно. Теперь буду ждать сообщений от дядюшки Адольфа.

Через пару дней прибыли послы от дядюшки. Тот же барон. Он сообщил, что сам дядюшка находится в Зоэсте и с нетерпнием ждёт, когда я освобожу Верль. А Эссен я могу занять в любое удобное для меня время, войск там почти нет и они готовы передать мне