Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все это, конечно, очень мило, но я-то понимаю, чтоговорили вы обо мне. А знаете что? Я сегодня такая счастливая, что даже необижаюсь!
Я пытаюсь остановить Хейвен: водку я зареклась пить послетого как в летнем лагере Рейчел протащила контрабандой выпивку в нашу палатку,и меня потом всю ночь выворачивало наизнанку. Но, едва коснувшись рукиХейвен, я застываю от ужаса, потому что у меня в мозгу возникает картинка:календарный листок, на котором красным кружком обведена дата: двадцать первоедекабря.
— Да успокойся ты уже! Научись хоть немного радоватьсяжизни! А что ж вы не спрашиваете, почему я такая счастливая?
— Да ты и так расскажешь, — отвечает Майлз,отодвигая от себя тарелку.
Он съел все белковые ингредиенты, а прочее оставил на кормголубям.
— Ты прав, Майлз, ты абсолютно прав! Хотя мне было быприятно, если бы вы спросили. В общем, звонила Трина. Она все еще в Нью-Йорке,носится по магазинам. Даже для меня накупила всякого разного, можете себепредставить? — Хейвен восторженно смотрит на нас. Не дождавшись реакции,морщится и продолжает: — В общем, она просила передать вам привет, а вы даже неответили. И не думайте, что она об этом не знает! Но скоро она вернется иустроит совершенно шикарный вечер, и меня тоже пригласила, вот! Я простодождаться не могу!
— Когда это будет? — спрашиваю я, стараясь, чтобыпо голосу нельзя было догадаться, как я напугана.
А что, если вечеринка назначена на двадцать первое декабря?
Хейвен, улыбаясь, качает головой.
— Извините, ребята, не скажу. Я обещала не говорить.
— Почему? — спрашиваем мы в один голос.
— Потому что это эксклюзивный вечер, только дляприглашенных, и незваным гостям вход воспрещен.
— Вот, значит, кто мы для тебя? Незваные гости?
Хейвен пожимает плечами и отпивает сразу чуть не половинустакана.
— Неправильно это! — говорит Майлз. — Мы твоилучшие друзья, ты обязана все нам рассказывать!
— Нет, не могу, — отвечает Хейвен. — Я словодала. И вообще, я, кажется, сейчас лопну от волнения!
Хейвен сидит передо мной, вся раскрасневшаяся, такаясчастливая, а мне страшно за нее, но голова так болит, и глаза опять слезятся,и ее аура смешивается с аурами других людей, и я ничего не могу прочитать.
Отпиваю из стакана, совсем забыв про водку. Огненнаяжидкость льется в горло, бежит по жилам, от нее ведет голову.
Хейвен встревоженио смотрит на меня.
— Тебе нехорошо? Смотри, поосторожней. Может у тебя ещене совсем прошло?
— Что не совсем прошло? — прищуриваюсь я, отпиваяеще и еще. С каждым глотком я впадаю в какое-то отупение.
— Да грипп, тот самый, с температурой и бредом!Помнишь, ты в школе потеряла сознание? Я еще тогда сказала: так оно иначинается, с тошноты и головокружения. Только пообещай, что расскажешь, когданачнутся сны, они удивительные!
— Какие сны?
— Разве я не рассказывала?
— Не в подробностях.
Я снова делаю глоток. Странно: в голове туман, а в то жевремя вроде как прояснилось. Посторонние видения, звуки, чужие мысли отступают,уходят на второй план.
— Сны совершенно безумные! Ты только не злись — одинраз мне снился Деймен. Но ты не думай, ничего такого не было! Сон был совсем неэротический. Скорее, Деймен как будто меня спасал. Вроде, он сражался с силамизла за мою жизнь. Чудеса, вообще-то… — Она смеется — Кстати о Деймене —Трина видела его в Нью-Йорке.
Мне вдруг становится холодно, несмотря на алкогольный жар вкрови. Но со следующим глотком холод отступает, а с ним и боль, и тревоги.
Так что делаю еще глоток.
И еще.
Потом я оглядываюсь на Хейвен и спрашиваю:
— А зачем ты мне рассказываешь?
Хейвен пожимает плечами.
— Трина просила.
На обратном пути мы запихиваемся в машину Хейвен, заезжаем кней домой, чтобы заново наполнить фляжку, и едем в город. Оставив машину настоянке, набиваем полный счетчик двадцатипятицентовых монет и отправляемсяшататься по улицам, обнявшись и горланя песню: «Позвони, какпротрезвеешь!», — причем дико фальшивим, а прохожие шарахаются от нас, какот чумы.
Мы проходим мимо книжного магазинчика, где в витрине —реклама книг о парапсихических явлениях, но я только морщусь и отвожу глаза.Какое счастье, что я больше не принадлежу к этому миру! Алкоголь избавил меняот цепей, я свободна!
Переходим улицу, бредем мимо отеля «Лагуна» и в конце концовкучей валимся на песок — не разобрать, где чьи ноги и руки. По очереди передаемдруг другу фляжку и впадаем в глубокую печаль, когда выпивка заканчивается.
— Вот свинство! — бормочу я, запрокидывая голову ипостукивая по донышку фляги, чтобы выбить из нее последние капли.
— Да ладно, не напрягайся так, — советуетМайлз. — Сиди себе и радуйся солнышку.
А я не хочу сидеть на месте! И я, конечно, радуюсь, но мнехочется, чтобы эта радость продолжалась. Я хочу быть уверена, чтопарапсихические кандалы не вернутся.
— Пошли ко мне? — предлагаю я, еле ворочая языком.
Надеюсь, что Сабина еще на работе, и мы сможем употребитьводку, оставшуюся с Хэллоуина.
Хейвен качает головой.
— У меня нет сил! Я, наверное, брошу машину и домойпоползу пешком.
— А ты, Майлз?
Я смотрю на него с мольбой. Не хочу, чтобы праздникокончился! Я впервые чувствую себя такой легкой, такой свободной, такойнормальной… Впервые с тех пор, как Деймен уехал.
— Не могу, — отказывается Майлз. — Семейныйобед. Ровно в семь тридцать. Можно без галстука. Смирительная рубашкаобязательна.
Смеясь, он падает на песок. Хейвен спотыкается о него ипадает рядом.
— А мне что делать?
Скрестив руки на груди, сердито смотрю на своих друзей. Мнеобидно, что я осталась в стороне, а они тут хохочут и возятся на песке, и обомне совсем не вспоминают.
***
На следующее утро, хоть я и проспала, первая мысль, кактолько я открываю глаза: голова не болит!
По крайней мере, не так, как обычно.
Переворачиваюсь на другой бок, свешиваюсь с кровати ивытаскиваю из-под нее припрятанную с вечера бутылку водки. Делаю хороший,основательный глоток, и, зажмурившись, ощущаю, как в горло льетсявосхитительное тепло, обволакивающее и приглушающее все чувства.
А когда в комнату заглядывает Сабина, узнать, проснулась лия, я с восторгом вижу, что ее аура исчезла!