Не то чтобы я не могла оценить шутку судьбы. Кто там рыдална автостоянке, умоляя своего бессмертного бойфренда исчезнуть, чтобы сновастать нормальной? Неужели я?

Теперь, без Деймена, чужие мысли, мешанина звуков и оттенковобрушиваются на меня с новой силой, в ушах непрерывный звон, глаза постояннослезятся, в голове поселяется мигрень, меня все время тошнит, и кружится голова— словом, я буквально разваливаюсь на части.

Забавно — я так боялась рассказывать Майлзу и Хейвен о своемразрыве с Дейменом, что прошла целая неделя, пока между нами прозвучало егоимя. И признесла его именно я. Они, наверное, привыкли, что Деймен появляется вшколе от случая к случаю, вот и не удивлялись, куда он пропал.

Итак, однажды за ланчем я прокашлялась, посмотрела наМайлза, на Хейвен и сказала:

— Имейте в виду, мы с Дейменом расстались.

У них отвисли челюсти, и оба попытались что-то сказать, но яостановила их.

— Он уехал.

— Уехал?! — повторили они, выпучив четыре глаза иразинув два рта.

И хотя я знала, что они беспокоятся за меня, и что я простообязана им все объяснить, я покачала головой, сжала губы и ничего объяснять нестала.

А вот с мисс Мачадо было сложнее. Через несколько дней послетого как Деймен исчез, она подошла к моему мольберту, стараясь не смотреть намоего злосчастного Ван Гога, и сказала:

— Я знаю, что вы с Дейменом были близки. Понимаю, кактебе сейчас тяжело. Вот, возьми. Ты увидишь — это нечто необыкновенное.

Она придвинула ко мне картину, а я, не глядя, прислонилаподарок к мольберту и продолжала рисовать. Я не сомневалась, что картинанеобыкновенная — все, что делал Деймен, было необыкновенно. Конечно, еслибродить по земле несколько сотен лет, успеешь освоить пару-другую профессий.

— Не хочешь взглянуть? — спросила учительница,сбитая с толку моим равнодушием к шедевральной копии с шедевра.

Я заставила себя изобразить улыбку и ответила:

— Нет, не хочу. Но все равно, спасибо.

Наконец прозвенел звонок. Я отволокла историческое полотно ксвоей машине, затолкала его в багажник и захлопнула крышку, так ни разу и непосмотрев на картину.

Майлз спросил, что это, а я свирепо ткнула ключом и замокзажигания и рявкнула:

— Ничего!

Одного я не ожидала — что мне будет так одиноко. Наверное, япросто не понимала, насколько привыкла полагаться на то, что Деймен и Райлизаполняют пустоту и моей жизни. И хотя Райли предупреждала, что появится нескоро, когда прошло три недели, я испугалась.

Потому что попрощаться с Дейменом — роскошным, зловещим,очень может быть, что нечестивым (и, вдобавок, бессмертным) бойфрендом —оказалось труднее, чем я думала, хоть я ни за что на свете в этом не призналасьбы. Но не успеть попрощаться с сестрой — невыносимо.

****

В субботу Майлз и Хейвен приглашают меня присоединиться кним по случаю ежегодного паломничества на ярмарку «Зимняя сказка», и ясоглашаюсь. Раньше я на этом мероприятии не бывала, и друзья с энтузиазмомпоказывают мне все.

— Это, конечно, не летний «Фестиваль опилок», —говорит Майлз, когда мы с купленными билетами входим в ворота.

— Лучше! — говорит Хейвен, вприпрыжку обгоняя нас.

Майлз усмехается.

— Ну, если не считать погоды, разница не так велика.Главное — и там, и там есть стеклодувы, я их обожаю!

— Кто бы сомневался, — хохочет Хейвен, подхвативего под руку.

У меня голова идет кругом от шума, толкотни и ярких красок.Осталась бы лучше дома — там тихо, безопасно,

Я натягиваю капюшон и уже собираюсь воткнуть в уши наушники,как вдруг Хейвен оборачивается ко мне и говорит:

— Ты что, всерьез будешь так здесь ходить?

И я прячу наушники в карман. Пускай мне хочется отгородитьсяот всех — нельзя, чтобы друзья думали, что я хочу отгородиться и от них тоже.

— Идем, посмотришь на стеклодува, он просто потрясающий, —зовет Майлз.

Мы идем мимо жутко реалистичного Санта-Клауса, минуемсеребряных дел мастеров и останавливаемся перед человеком, который создаетудивительной красоты разноцветные вазы с помощью собственного дыхания, огня идлинной металлической трубки.

— Я должен этому научиться! — вздыхает Майлз, несводя с мастера восторженных глаз.

Я смотрю, как жидкий многоцветный пузырь переливается именяет форму, а потом направляюсь к следующей палатке, где продают совершенновеликолепные сумки.

Я снимаю с полки коричневую сумочку и глажу мягкую, чутьмаслянистую на ощупь кожу. Был бы хороший рождественский подарок для Сабины.Она себе такого никогда в жизни не купит, а втайне, может, и хотела бы.

— Сколько она стоит? — спрашиваю я и морщусь,потому что собственный голос отдается у меня в голове дребезжащим эхом.

— Сто пятьдесят.

Женщина в синей блузке, расписанной в технике батика,выцветших джинсах и с серебряным кулоном на шее сильно завышает цену. Но глазау меня слезятся, в висках пульсирует боль, и торговаться нет сил. Я хочу толькоодного — оказаться дома.

Кладу сумочку на место и делаю шаг в сторону от прилавка.Продавщица кричит мне вслед:

— Для вас — сто тридцать!

И хотя я понимаю, что она готова сбавить еще, я только киваюи иду дальше.

Тут кто-то у меня за спиной произносит:

— Мы с тобой обе знаем, что она согласится и надевяносто пять. Что ж ты так легко сдаешься?

Обернувшись, я вижу миниатюрную женщину с каштановымиволосами, окруженную сияющей фиолетовой аурой.

— Ава, — кивает она и подает мне руку.

Делаю вид, что не замечаю протянутой руки.

— Я помню.

— Как у тебя дела?

Ава улыбается так приветливо, словно я не нахамила ей толькочто. Мне становится совестно.

Я пожимаю плечами и оглядываюсь на палатку стеклодува. Неувидев там Майлза и Хейвен, начинаю потихоньку впадать в панику.

— Твои друзья, стоят в очереди в закусочную «ЛагунаТако». Не волнуйся, они тебе тоже возьмут что-нибудь поесть.

— Знаю! — огрызаюсь я, хотя на самом деле ничего яне знала. Голова так болит, что я не в состоянии никого прочесть.

Я хочу отойти, но Ава ловит меня за рукав.

— Эвер, знаешь, мое предложение остается в силе. Я судовольствием тебе помогу.

Моя первая, инстинктивная реакция — вырваться и убежать отнее подальше, но едва рука Авы ложится на мою руку, голова перестает болеть,звон в ушах стихает, слезы больше не льются из глаз. Тут я натыкаюсь на еевзгляд и вспоминаю, кто она такая на самом деле: мерзкая женщина, котораяукрала у меня сестру. Прищурившись, отдергиваю руку и со злостью говорю: