Профессор Шифф разработал целую теорию, основанную на опыте эпидемий Черной Смерти в XIV веке, когда еще не существовало ни гигиены, ни антисептиков. В Альтштадте чума унесла две трети населения, современные знания приводят нас к мысли о том, что погибнуть должны были все; здесь естественные причины действовали в согласии с непреложной божественной механикой, и тем не менее прав оказался епископ Оттон, посты и молитвы отвели беду, треть населения выжила. Разве опустошительные бомбардировки, спланированные опытными штабистами, надо отдать им должное, не представляются более эффективными, чем средневековая чума? Здесь слушатель профессора выражал сомнение, учитывая бесспорные современные математические расчеты… Погодите! Некоторые атаки были по сути отвлекающими: дерзкие самолетики неожиданно прилетают утром, сбрасывают несколько бомб, по-видимому, зажигательных, и улепетывают с комариным жужжанием… Пронизанный небом и ветрами, удивительно стойкий шпиль кафедрального собора вздымался в бледной лазури, гораздо более четкий, чем минутой раньше, ибо исторический Старый Город только что обрушился и облака пыли рассеялись. Приблизившись, можно было увидеть слабые язычки розового пламени под низко застывшим сероватым облаком. Больше не изменилось ничего.

Убежище Бригитты, казалось, бросало вызов бедствиям. С тех пор, как ураганы войны сожгли календарь, разладили чиновничий склеротический часовой механизм, заполнили мир ужасными, ужасно банальными вещами, уехала госпожа Хоффбергер, от здания, в котором Бригитта занимала квартиру на четвертом этаже с видом на улицу, остался лишь ряд окон, возвышавшихся на углу на пятнадцать метров в высоту, между двумя странными пустырями, на одном из которых лежала неразорвавшаяся бомба. ACHTUNG! ВНИМАНИЕ! Любопытные осторожно подходили к краю зеленоватого выступа, и лишний раз ругали Службу Безопасности, которая получает свою тушенку и плюет на то, что неразорвавшаяся бомба валяется аккурат между школой и единственной колонкой в квартале, по соседству с сотней домов, где живет средний класс! Бригитта поселилась в соседнем доме, сильно поврежденном, но сочтенным годным на 47 % – почему не на 46 или 48 %, никто не знал. Этажи тихо подрагивали при малейшем колебании земли, ночью, если по улице проходил патруль, или днем из-за эрозии стен (любопытно, что стены рушились только днем и чаще всего под лаской солнечных лучей). Бригитта занимала комнату на втором этаже, куда вела лестница, наполовину спаленная огнем и частично разобранная соседями на топливо. «Прекрасная башня феи», – ухмылялся Франц-Без-Двух. «Почему вы смеетесь надо мной?» – спрашивала встревоженная Бригитта. «Но я вас уверяю, что вы фея, барышня, в заколдованной башне, каких уж давным-давно не существует… Но, может, феи бессмертны?» Так он шутил, стараясь казаться деликатным. Бригитта помрачнела. Я бессмертна? Какое ужасное несчастье! Смертна, смертна, и докажу это. Умереть? Она боялась смерти так же, как бессмертия, только страх смерти крылся в ее плоти, подавленный надеждой, а другой страх стал смутным, непереносимым ужасом. «Почему вы всегда говорите мне гадости, Франц?»

– Я говорю гадости?

– Ах, вы не понимаете. Утро было таким прекрасным, а вы мне его испортили. Я ухожу, мне надо отоварить мою продовольственную карточку.

Широким шагом к ним подошла костлявая девушка. Закрученные вокруг ушей косы, маленькие резиновые галоши, сумочка на поясе, пятнадцать-шестнадцать лет, повязка на рукаве… На Без-Двух она взглянула с уважением и одновременно грустно и свысока. Герой, обломок человека, которого невозможно полюбить, неспособный оплодотворить женщину для продолжения Расы. Хотя, кто знает? Угловатое мертвенно-бледное лицо высокой девушки порозовело. Она сказала:

– Хайль Гитлер! Служба Контроля за Эвакуацией и Регистрацией Гражданской Обороны (и т. д.).

Без-Двух радостно откликнулся:

– Хайль! Хайль! Флейты и барабаны! Слава!

– Проверка бумаг у неэвакуированного населения по особому распоряжению в чрезвычайных обстоятельствах…

С карандашом в зубах она просмотрела отпечатанный на машинке список. Обратилась к Бригитте:

– Ваше имя, геноссе?

– Бригитта.

Бригитта помнила теперь лишь это, неотделимое от нее имя, подобное крошечному голубоватому огоньку, зажженному во мраке. Франц что-то тихо сказал. «Хорошо, – сказала девушка, – фройлейн, вы не попали в третью эвакуационную колонну из-за болезни или по неизвестной причине. Вы перестали ходить в мастерскую тружеников тыла с такого-то числа… Это не по правилам».

Без-Двух вмешался. «Что? Юная геноссе! Я знаю лучше, чем вы, что здесь по правилам, а что нет. А Контр-Приказ № 2-бис о Третьей эвакуационной колонне? Мастерская для уродов, калек, беспозвоночных, чокнутых и прочих ущербных сгорела как коробок спичек, нет ее больше. Директриса смоталась, разве не знаете? Сначала проверьте, а потом выполняйте свои чрезвычайные распоряжения… Барышня-фея относится к категории «С» – нервные больные, излечимые, нуждающиеся в заботе и уходе. Бригитта, покажите ваши бумаги. Отметьте это. Все верно. А вы знаете, с кем говорите? Железный крест, три благодарности, инвалид войны – вот кто я такой. Я за все отвечаю».

Он весело подумал: «Потому что я не отвечаю ни за что, тощий гусь, переваливающийся на костылях! Хотел бы я знать, кто еще за что-то отвечает! Одним членом меньше, и получил бы смертельную инъекцию из милости, и лежал бы в земле сырой или горсткой пепла в урне за одну марку, а эти сволочи и кретины еще бы неправильно написали мое имя на урне, и пропал бы я навеки…»

– Ладно, – сказала девушка, немного обеспокоенная, так как герой не носил никакого партийного значка. – Я вам верю. Ваши бумаги, господин унтер-офицер.

Замечательные бумаги, с эмблемами, печатями, подписями важных лиц… Все в ажуре. Доброволец Гражданской обороны, принятый в порядке исключения согласно параграфу «г» приказа о… «Только не эта бумага, – небрежно бросил Без-Двух. – Секретно».

Вид у девушки стал доверительным. В насмешливых голубых глазах появилась рыжина. Францу захотелось спросить у нее, играет ли она еще в куклы или уже познала любовь. Кивком головы она указала на пустое внутри здание, крыша которого, однако, уцелела. «Кажется, там живут опасные люди, может даже, враги народа. Вы что-нибудь замечали, господин унтер-офицер?» «Ага, опасные как белые кролики. Я свой квартал знаю». Западнее, в самом безлюдном районе города по ночам из земли и могил возникали банды… Каждую ночь в тихие часы оттуда слышались сухие звуки выстрелов и отдаленные, слабые разрывы. Особые части службы порядка прочищали развалины квартал за кварталом, расстреливая на месте беглых пленных, русских, поляков, монголов, югославов, дезертиров, неизвестных, которые могли оказаться вражескими парашютистами… Других беглецов, которых не следовало расстреливать сразу, французов, голландцев, чехов, иногда под конвоем проводили по улицам, чтобы, вероятно, расстрелять на следующий день… Подумав об этом, Без-Двух сказал: «Во всяком случае, не ходите туда, геноссе. Или уж я вас провожу».

– Ах, нет, я не пойду. Особые части собираются провести сегодня вечером облаву, но она вряд ли начнется раньше завтрашнего утра, у них слишком много работы возле