на руки. И собственное тело отозвалось ноющей болью, напоминая, сколь слаб и никчемен человек.

Когда Верховный успел состариться?

Когда ослаб?

Ведь все время он чувствовал себя бодрым, полным сил, будто… будто боги явили милость вечной жизни. А теперь она вдруг показалась не милостью, но проклятьем.

Кому и вправду нужна вечная жизнь?

Уже внизу Мекатл, осторожно поставив Верховного на ноги, сам накинул на плечи его меховое покрывало. Рабы держались в стороне, поглядывая на жреца со страхом.

- Погоди, - Верховный удержал его за руку. – Проводи. К… идем.

Проще показать, чем сказать.

Серая. Все-таки она серая. И цвет-то неровный, какой-то такой, грязноватый. Сквозь эту серость пробиваются темные пятна мха, что обжил основание пирамиды.

Приземистая.

Какая-то несуразная. Ей явно недоставало изящества той, на вершину которой столько лет поднимался Верховный. Лестница грубая. Ни статуй у основания, ничего. И тянет отступить, убраться, словно сама тень этой пирамиды давит на плечи.

- Что это? – а вот Мекатл глядел на нее с восторгом. – Почему… почему я её не видел?

- Кто знает, - Верховный опирался на руку его. – Иногда ей не хочется, чтобы её видели. Но подняться наверх сможет лишь тот, в ком есть истинная кровь.

Вот для чего он пришел сюда? Или…

Он сжал зубы и сделал шаг. Еще один. Мекатл спокойно следовал рядом. И в нем не чуялось ни страха, ни сомнений.

Нинус был таким же.

Не следовало его отпускать. Но тогда все казалось правильным. Что ж, людям свойственно ошибаться. А Верховный все-таки человек.

Еще шаг.

И уже видно, что камень, из которого сложена эта пирамида, странен. Он словно отливает сталью, хотя в то же время создается ощущение неровности, ноздреватости даже. И Верховный, стиснув зубы, протягивает руку, осторожно, лишь кончиками пальцев касаясь этой поверхности.

Теплая?

Камень бывает теплым. И железо тоже. Если на солнце полежат, но это иное тепло. Оно… оно тянется навстречу Верховному. И пробирается внутрь, изучая его, как он исследует пирамиду. А Мекатл все же отступает. Нет, не уходит, хотя дыхание его сбилось, и кажется, прежний восторг вовсе исчез. Пускай.

Главное…

Додумать Верховный не успел. Руку, ту несчастную, обглоданную магией и чем-то иным руку, снова опалило болью. И была та столь сильна, что Верховный не сумел сдержать крика. А крик опрокинул тело его, и он бы упал, если бы не Мекатл.

Сильные руки подхватили Верховного.

Удержали.

И боль… боль отступила, пусть осталась, пульсировала в пальцах, заставляя их, искореженных, мелко подергиваться. Но хотя бы дышать он мог.

Снова.

Не следовало сюда приходить.

- Идем, - Верховный развернулся.

Или все-таки следовало? Боль тоже о чем-то говорит. О чем же? А еще появилось престранная уверенность, что пирамида сия чем-то родственна тому убежищу, что создали Древние. И это определенно что-то да значило.

Но что?

В паланкин Верховного уложили.

- Со мной, - велел он Мекатлу. – Ты ведь не откажешься разделить трапезу?

Тот лишь поклонился.

Силен. Умен? Пока сложно сказать. Сообразителен это точно. И способен чувствовать момент. Верен? Вновь же не ясно. Если и да, то кому?

Его привел Нинус.

Нинус, Нинус, как же вышло так… он ведь нашел девочку. Определенно. Но что произошло дальше? И главное, как быть Верховному?

С Императрицей.

Нинусом.

С миром, который катится к гибели. С этой вот пирамидой. С грузом всех тайн разом. А главное, с наглым юным Охтли, решившим занять чужое место.

Впрочем, с ним как раз и понятно.

Главное, правильно выбрать яд.

Глава 23

Глава 23

Ирграм

Время тянулось. Теперь он снова чувствовал его. Мгновенья, которые ползли, подобны червям, складываясь в секунды полудремы. А те – в целые часы, когда солнце медленно, торжественно взбиралось на небосвод. И мир оживал, наполняясь звуками.

Странно, но земля тоже слышала.

А Ирграм слушал землю. Он снова впал уже в хорошо знакомое ему состояние полудремы, сквозь которую все, происходившее вовне, ощущалось остро.

И в то же время – отдаленно.

Мыши скреблись там, у самой травы. И поскрипывали дерева, кроны которых покачивал ветер, словно пробуя, крепко ли они сидят.

Кто-то пробегал поверху. Лиса? Волк? Собака? Ирграм не знал, но разум его просто отмечал сам факт. А вот появление людей заставило выпасть из дремы.

Почти.

Они прошли. И исчезли в лесу.

Снова появились.

- Чего мы тут крутимся, - голос показался смутно знакомым. Впрочем, сквозь толщу земли он пробивался измененным, оттого, возможно, сходство сие было случайностью. – Слышь, чего трубили? Убираться надобно.

- Беспалый велел ждать.

- Чего? Морковкина заговения?

Люди устроились под деревом, корни которого раздавались в стороны, образуя под землей своего рода свод. И уж под ним и расположилась нора Ирграма.

- Уходить надо… надо уходить, пока мы сами того…

- Беспалый велел ждать.

- Да что ты заладил?!

- Только он клиента знает. Нет Беспалого, нет денег за контракт.

- Тьфу… - человек добавил пару словечек покрепче. А потом обреченно продолжил. – На хрен уже… и контракт, и остальное. Живыми бы… знаешь, чего трубили?

- Чего? – кажется, второй серьезностью момента не проникся.

- Чуму.

- И чего?

- А того! Что теперь нам все… если не поспешаем, то запрут. Маги границу поставят и держать станут, пока все тут не перемрем. А мы перемрем!

Его голос сорвался на крик, и мыши затихли, опасаясь, что будут обнаружены.

- От нее живых не остается. А кто останется вдруг, если останется, того маги… того… на всякий случай, - голос человека сорвался до шепота. Но шепот тоже проникал сквозь землю. или, может, новый слух Ирграма был столь острым, что земля не являлась помехой?

- Угомонись. Маги без золота и от стула задницу не оторвут, - отмахнулся второй. – А тут вовсе. Беспалый что сказал? Их заказец, мажеский. И на клятве. Стало быть, знают, чего делают. Так что сиди и не дергайся. Беспалого выпустят…

Он оборвался на полуслове.

И… запах крови тоже пробился сквозь землю. Правда, слабый и далекий. Ирграм даже поднялся, раздумывая, не стоит ли ему выглянуть, но солнце стояло высоко. Да и тот, второй, явно был вооружен.

Нет, надо дождаться вечера.

Он и дождался.

Земля, разогретая за день, первой ощутила близость прохлады. И Ирграм снова зашевелился. Тело его нынешнее, конечно, обладало многими удивительными способностями, но все же и неприятные моменты были. Оцепенение проходило медленно, оставляя