– Роберт! – позвала она.

Мальчик поднял голову и широко улыбнулся, увидев ее.

– Мама! – воскликнул он и со всех ног помчался к ней. – А папа с тобой?

Теперь предстояло самое трудное.

– Я не понимаю, мамочка. – Роберт удивленно смотрел на Эшли. На его личике возникло выражение беспокойства, яркие голубые глаза наполнились слезами. – Ты говорила, что папа сегодня приедет домой, а теперь…

– Да, да, дорогой, все так. Но произошел несчастный случай. – Она откинула со лба Роберта прядь густых светлых волос. – Твой папа ехал домой, летел на самолете к нам. Я ждала его в аэропорту. Погода испортилась, началась снежная метель, и… что-то произошло. Неизвестно, что именно. Может быть, и никогда не станет известно. Самолет разбился, и папа погиб.

До Роберта по-прежнему в полной мере не доходило, что это такое – смерть.

– Он никогда не вернется?

Эшли погладила сына по головке.

– Нет, дорогой, никогда. – Она помолчала. – Помнишь, как умерла твоя морская свинка? – Роберт кивнул. – Помнишь, как мы все пошли на задний двор, и папочка вырыл ямку, и мы похоронили зверька?

– Угу…

– Сначала мы по очереди вспоминали о том, какая славная была эта морская свинка и как мы любили ее. А потом опустили в ямку, и папа закопал ее. Помнишь все это? – спросила Эшли, и мальчик снова кивнул. – Теперь мы должны так же попрощаться с папочкой, – мягко продолжала она ломким голосом, сдерживаясь из последних сил. – Соберем всех наших друзей, всех, кто любил папу, и…

– Нет! – Роберт яростно затряс головой. – Не хочу, чтобы папу закопали в землю! Не хочу прощаться с ним! Хочу моего папочку! – Мальчик неудержимо разрыдался.

Эшли притянула его к себе, поглаживая по волосам. Он плакал, уткнувшись ей в грудь.

– Я все понимаю, дорогой. Мне тоже не хочется прощаться с ним. Я никогда даже не думала о том, что придется прощаться с твоим папочкой. Однако порой у нас просто нет выбора. Иногда все происходит совсем не так, как хочется.

Боже, как тяжело было говорить ему все это! У Эшли просто сердце разрывалось на части. «Что же делать, малыш? – думала она. – Поплачь. Излей свою боль в слезах, освободись от нее. И может быть, когда-нибудь, когда все будет кончено, мне тоже удастся сделать это».

Эшли, сжимая руку сына, стояла рядом с гробом, который должны были вот-вот опустить в землю. Она не проронила ни слезинки, умудрившись справиться с собой ради Роберта. Как и прежде, как и всегда, он нуждался в ее поддержке, ее силе. Но сейчас больше, чем когда бы то ни было. «Жизнь не остановишь, как бы я ни хотела сейчас этого. И мне есть о ком думать».

Глядя на ясное голубое небо, Эшли воспринимала его красоту как нечто почти непристойное – такой удивительно хороший день, и обычная жизнь, кипящая вокруг, и все это в то время, когда ее мир рухнул. Почему в такой прекрасный декабрьский полдень, более подходящий для апреля или мая, ей выпала судьба хоронить мужа?

Слезы сбежали с уголков глаз и заструились по щекам, незаметные под вуалью широкополой шляпы. Эшли взглянула вниз, на Роберта, молча и строго стоявшего рядом в своем темно-голубом костюмчике, который всего месяц назад выбрал для него отец.

«Брендон всегда гордился своим сыном, – с грустью думала она. – Ему нравилось мечтать о будущем нашего мальчика. Теперь он не сможет даже увидеть, как взрослеет его сын, не узнает, каким человеком тот станет. Брендон многое хотел сделать для Роберта… И ничего этого теперь не будет».

Почувствовав на плече прикосновение руки матери, Эшли повернулась и успокоила Лючию взглядом, как будто говоря: Все будет в порядке, мама, я обещаю. Отец стоял рядом с матерью, на его глазах тоже блестели слезы. Тони Гианнини, не уронивший ни слезинки в присутствии посторонних с того дня, как тридцать лет назад умер его собственный сын, сейчас оплакивал зятя, которого полюбил как родного. Эшли была бесконечно благодарна отцу за то, что он с распростертыми объятиями принял Брендона в семью даже прежде, чем они поженились. «Брендона любили», – думала она, скользя взглядом по большой группе людей на краю могилы. Такой уж он был человек.

Эшли посмотрела на Холлистеров, демонстративно стоявших в стороне. Они словно не видели никого вокруг – за исключением, правда, своего внука. Ей вспомнилось, как, приехав в Сан-Франциско, Холлистеры настаивали на том, чтобы похоронить сына в Нью-Йорке, на семейном участке в Лонг-Айленде. И как разозлились, когда Эшли отказалась даже обсуждать это. Она инстинктивно чувствовала, что Брендону такое решение пришлось бы не по душе. Наверняка бы он захотел, чтобы и после смерти расстояние между ним и его родителями осталось неизменным – таким, как при жизни; Эшли была просто уверена в этом. Его дом – их дом – находился в Сан-Франциско, и, вне всякого сомнения, Брендон предпочел бы быть похороненным здесь.

– Ты виновата в том, что мы не имели возможности видеться с внуком! – Эшли вспомнила это обвинение Клаудии Холлистер, глядя сейчас на свою свекровь. – Ты настраивала Брендона против нас! После женитьбы он не ответил ни на одно наше письмо.

Все было ложью, от начала до конца. Брендон не поддерживал отношений с родителями, потому что сам не хотел этого. Сколько раз Эшли советовала ему взять Роберта и съездить в Нью-Йорк, без нее, только вдвоем!.. Но она не стала ничего объяснять Клаудии Холлистер. Какой теперь смысл? Да эта женщина никогда и не поверила бы ей. Позже, когда все останется позади, когда Роберт смирится с тем, что его отец умер, она напишет Холлистерам. Предложит как-нибудь отправить к ним мальчика, если, конечно, они захотят. Правда, на будущий год ему предстояло пойти в школу, но существуют ведь и летние каникулы. У нее даже в мыслях не было мешать им встречаться с внуком, хотя ее тревожил вопрос, почему Брендон занимал именно такую позицию. Были же у него для этого веские основания?

Снова посмотрев на сына, Эшли возблагодарила судьбу за то, что он у нее есть. «Роберт – вот единственная причина для того, чтобы выдержать все это и жить дальше», – подумала она.

Служба закончилась, и Эшли мысленно вернулась в настоящее. Священник выразил ей свои соболезнования.

– Спасибо, – ответила она. – Служба прошла прекрасно.

На самом деле она не слышала ни слова, однако это никого не касалось. Бросив взгляд на Холлистеров, Эшли решила, что нет смысла разговаривать с ними.

Как только священник удалился, мать и отец тут же подошли к ней.

– Нам хотелось бы сегодня вечером уехать домой, Абби, – сказал Тони Гианнини, – если, конечно, мы не нужны тебе…

Эшли покачала головой.

– Со мной все будет в порядке, – успокоила она отца. Порывисто протянула руки и крепко обняла сразу обоих. – Спасибо. Это очень много значит для меня – то, что вы сейчас здесь.

– Ты уверена?.. – начала было мать.