Но на самом деле им не неловко. Вовсе нет.

Они смотрят на меня сейчас без смущения или сочувствия. Те, кто бывали в нашем доме. Кого я знаю с самого детства. Кто называл меня маленькой папиной принцессой и неизменно одаривали комплиментами, когда я стала взрослой.

Нет.

Они смотрят на меня презрительно.

Как на мусор под ногами.

Как будто грязный вшивый бомж появился вдруг на пороге их дома.

И это бьет сильнее самой хлесткой пощечины.

На самом деле я надеялась, что встречу здесь поддержку.

— Мне надо отойти, — шепчет Санников, увлекая меня под локоть до той самой ниши, из которой я, кажется, миллион лет назад наблюдала когда-то за ним, чувствуя, как по всей коже разбегаются обжигающие мурашки.

— Несколько важных слов. Ты справишься сама, София?

Киваю, даже не поворачиваясь к нему. Медленно беру в руки бокал с шампанским, чувствуя, как знакомый вкус разливается по языку.

Папино шампанское. Ему специально делали на заказ. Такое было всегда только в нашем доме.

Ефимов не постеснялся, залез и в наши погреба. И теперь закатывает пир используя все, что принадлежало отцу.

— Софи! — вздрагиваю, когда вижу приближающего ко мне Вову.

Того самого, с которым когда-то, тысячу лет назад сбежала с отцовского бала в клуб Влада Северова. Тогда мы вроде даже встречались…

Он широко улыбается.

Возмужал.

Совсем не похож на того изящного паренька, каким был тогда.

Широкий разворот плеч, держится уверенно, даже на голову, кажется, стал выше. Выглядит совсем как мужчина, зрелый и уверенный.

А все равно ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ на его улыбку.

Будто и правда на миг все слетело. Стерлось из памяти, времени и пространства. Как будто я снова стала той, прежней, и вот сейчас просто болтаю на отцовском приеме с влюбленным в меня парнем, с которым мне так легко!

— Вовка, — улыбаюсь. — Или Владимир? — окидываю статную фигуру.

— Какого хера ты сюда приперлась, Серебрякова? — улыбка сходит с его лица в один момент.

Лицо — жесткое. Он резко выплевывает мне в лицо слова, не позаботясь даже о том, чтобы их никто не слышал.

Наоборот, такое ощущение, что он специально говорит громко. Так, чтобы услышали все вокруг.

— Ты теперь никто. Нищенка. Мусор под ногами. — лупит, чеканя каждое слово.

— Ты здесь не нужна, Софья. Никто из вашего отребья здесь не нужен. Поверь, так думают все. Каждый из тех. кто здесь есть. Я просто взял на себя неприятную роль высказать тебе всеобщее мнение. И оно таково — убирайся. И больше не появляйся среди нас. Никогда.

Только теперь понимаю, — музыка давно стихла. Все головы развернуты к нам.

Тишина просто звенит.

Что я должна ответить?

Опустить бокал и просто выйти отсюда. Уйти.

Надеясь лишь, что не упаду по дороге.

Молча. С максимально поднятой головой.

— София, — мою руку перехватывает рука Санникова.

Не видела его фигуры среди остальных, но он оказывается рядом тут же

Владимир изумленно вскидывает голову на Стаса. Видимо, не ожидал, что я со спутником. Думал, я сама пришла сюда? Ради чего? Пытаться вернуться в прежний мир? Выпрашивать помощи?

— Стас Михайлович, — Владимир кивает, наклоняя голову ниже, чем для привычного приветствия. — Рад вас видеть, очень, очень рад! Знаю, вы редко посещаете такие мероприятия. Но у меня к вам крайне важное дело. Уже месяц записываюсь к вам на прием. Очень важный проект. Безумно перспективный! Вопрос жизни и смерти!

— На колени, — жестко чеканит Санников.

Его ледяной голос эхом разносится по залу, в котором все так же неотрывно продолжают смотреть только на нас.

— Что, простите? — Владимир криво усмехается, дернувшись лицом.

— Ты оскорбил мою спутницу.

— Стас Михайлович? Простите, я не знал, что Софья с вами. Простите. Конечно, я приношу вам свои извинения.

Он лепечет сбивчиво, бледнея, а мне просто становится омерзительно.

— При чем здесь я? — Санников сжимает мою руку.

— Ты оскорбил девушку. Сейчас ты встанешь перед ней на колени и попросишь прощения. Обычно я дважды не повторяю. Но, смотрю, ты с первого раза не понимаешь.

Все замирают. Даже я. Кажется, в огромном зале слышится каждый удар сердца.

Все, что происходит, напоминает мне отвратительный фарс. Полнейший бред.

Конечно, сейчас к нам выбежит Ефимов, и это недоразумение сгладят. Вовка извинится передо мной, искривив лицо, а я больше никогда не увижусь ни с кем из этих людей.

Все рассеется в каких-то шутках, зальется под бокал бренди и просто останется висеть в воздухе легким флером неловкости, о котором скоро все постараются забыть.

Только вот даже таких слов — оглушительных, резких, я от Санникова не ожидала.

Даже на уровне уничижительной шутки.

Но никто не подходит к нам, чтобы замять эту неловкость. Хозяин приема вовсе не спешит, а ведь это — его прямая обязанность.

Наоборот, стоит со всеми в стороне, наблюдая с каменным непроницаемым лицом.

Все молчат. Все выжидательно смотрят… На… Именно Вовку!

И тут происходит немыслимое!

Искривившись в лице, он опускается передо мной на колени.

— Прошу прощения, Софья за то, что оскорбил вас, — на весь зал проносится сдавленный голос Вовы. — Я… Я просто не подумал и готов…

— Ты не готов, — чеканит ледяным голосом Санников. — Но искупать все равно придется. Фирмы и бизнеса у тебя больше нет, Киреев. И больше не появляйся на приемах в приличных домах. Таких, как ты в них принимать не должны.

Все отводят глаза. Как будто, так и надо. Как будто то, что сейчас происходит не вопиюще!

— Пойдем, София, — Санников мягко, но цепко берет меня за локоть. — Свои вопросы я уже закрыл. Больше здесь нам делать нечего.

Даже не спорю. Слова произнести не могу. Просто позволяю Санникову меня увлечь за собой. — Станислав Михайлович, — на выходе нас все же перехватывает отмеривший наконец Ефимов.

Бледный, как привидение.

— Я же могу рассчитывать на то, что это недоразумение не повлияет на наши с вами…

— Думай, кого принимаешь в своем доме, Виталий, — бросает Санников, выходя и даже не продолжая разговор.

Как в дурмане, я следую за ним по родному саду со светящимися шарами.

И понять не могу, — что же он за человек?