Он вырвал из ее рук сумку и высыпал содержимое себе под ноги:

– Та-а-ак, что тут у нас? Да какая разница! Ребята, топчи! – и, швырнув сумку на землю, первым нанес удар каблуком по новенькому смартфону. Толпа бросилась топтать, разбрасывать, рвать на куски, грохоча неокрепшими мужскими голосами. Липа с места не сдвинулась, даже выражение лица ее не изменилось.

– Эй, молодежь, вы че творите?! – к группе застывших на месте парней приблизилась девушка в клетчатом коротком пальто, черной шляпке, длинные волосы струились мягкой золотистой волной чуть ли не до пояса. Она перечислила всех пофамильно, коротко отчитала, влепила подзатыльник Барабашкину.

– Альбина Васильевна! – взвыл тот, потирая ушибленное место.

– Тебе, Барабаш, хочется на учете в комиссии по делам несовершеннолетних стоять или, того хуже, судимость хочешь? Маме твоей это очень понравится! Думаю, вызвать ее на педсовет. – Аля быстро вписала в блокнот фамилии мальчишек, которые уже начали разбегаться, догадываясь, что их ждет. Ни один не ушел от ее цепкого взгляда и быстрого пера. Барабашкин стоял, глядя на Алю кутячьими глазами.

– Альбина Васильевна, может, не надо?

– Надо, Барабашечка, надо, а то ты совсем от рук отбился. – Она сурово посмотрела на притихшего парня, тот все еще держал в руках вязаную желтую шапочку.

– Зря вы так, – процедил он сквозь зубы, зажатая в кулаке шапка отправилась в карман куртки.

– Ты мне еще поговори, – прикрикнула на него Аля, поднимая истерзанную сумку, – вон девчонку до чего довел!

Она оглянулась посмотреть в сторону Липы, но той уже след простыл. Кира видел, как она, постояв немного, ушла.

Почему этот парень так жесток с нею? И кто эта Альбина Васильевна, которая так быстро расправилась со всеми?

Кире вдруг стало неловко, что он не вмешался и не защитил девушку до того, как ее вещи растерзали. Какая-то Альбина смогла вмешаться, а он нет. Он с досадой ударил о ствол березы кулаком, развернулся и зашагал прочь.

Зарина откинулась на спинку стула, вопросительно глядя на Алю, та обещала что-то рассказать, но пауза слишком затянулась. Аля увлеклась горячим чаем, то и дело громко фыркая, щурясь, закидывала в рот маленькие мармеладинки.

– Ты слышала последние новости? – произнесла она, когда последняя мармеладинка растаяла у нее во рту.

– Нет, откуда же мне.

– Конечно, откуда, сидишь тут как затворница одна-одинешенька и ничего не знаешь, – покачала головой Аля. – Хоть бы выбиралась из своего начального крыла, хоть бы раз в учительскую заглянула.

– А чего я там не видела-то?

– Э-эх, чего не видела-то, – передразнила Аля. – А то, что новенький у нас, слыхала?

– Ну знаю, историк.

– Ну зна-а-аю, ну зна-а-аю, – снова передразнила Аля. – А зовут как, знаешь?

– Понятия не имею.

– Кирилл!

– И что?

– Ну ты даешь молодежь! А то, что он молодой и очень, слышь, нет, очень ничего себе.

– Уже проверила?

– Нет, для тебя оставила! Конечно, пофлиртовала немного. Да кто с ним не флиртует – вся школа на ушах!

– Прямо супермен какой-то. – Зарина посмотрела в окно: серый день не обещал ничего, кроме сонного настроения. Дождь моросил мелкой пыльцой, незаметно насыщая влагой асфальт и дерево тротуаров.

– Сегодня педсовет по поводу Барабашкина ну и других там. Ты же идешь?

– Вообще-то не хотелось.

– Да пойдем, там он будет.

– Он?

– Ну историк, Кирилл!

– А… ладно, пойду.

Кира хотел улизнуть пораньше, но у самых дверей его остановила Арина Артемовна:

– Куда это вы, Кирилл Александрович? А как же педсовет?

Пришлось вернуться в учительскую, ждать назначенного часа. Учителя недовольно ворчали: никому не хотелось сидеть на работе лишний час – кто торопился домой к семье, кто по делам, кто просто хотел отдохнуть и посмотреть любимый сериал за чашкой чая. Никто не хотел отдавать ни единого часа свободного времени, и никто не решался улизнуть. Кира смотрел в окно, спешить ему было некуда да и не к кому. И жалобы учителей не будили в его сердце ничего, кроме равнодушия.

На часах было без пяти два, когда в учительскую вошла Аля, Кира узнал ее по голосу, бодрому, звонкому:

– Ну что, идем, кабинет открыт, директор отобедал!

Учителя медленно потянулись в коридор, там, разбившись на пары-тройки, поплелись к кабинету.

Кира отвернулся от окна, чтобы последовать за всеми, и застыл – за спиной Али стояла она!..

Не может быть! Он отвернулся, чтобы она его не узнала.

– Кирилл, а вы? – Аля все еще стояла в дверях.

– Я, да-да, иду, задержусь немного и подойду, вы идите, – скороговоркой произнес Кира.

– Ну-ну, не вздумайте сбежать, – усмехнулась Аля.

Застучали каблучки – девушки удалились. А Кира все еще стоял у окна, сердце бешено колотилось. Глаза заволокло черной завесой, и серый день стал еще пасмурнее и уже не капли стучали о железный карниз, а кровь остервенело била в стенки сосудов.

Сомнений быть не могло – это она. Но что она делает в этой глуши? Приехала за мужем? Глупости, Игоря в такие края ничем не заманишь! Неужели они развелись? Что тогда?

Скрипнула половица. Кира оглянулся. Покрасневший до кончиков ушей Барабашкин держал под мышкой классный журнал:

– Меня это, за журналом отправили.

– Почему тебя? – Кира едва мог совладать с голосом.

– Ну, так это, разбирать будут.

– А…

– Ну, так это, я пойду?

– М, – махнул рукой Кира, отвернувшись.

Когда наконец он покинул учительскую, дело Барабашкина было разобрано, тот вместе с матерью попался Кире навстречу. Однако в коридоре еще стояли родители с детьми, готовыми принять наказание, покаяться, а потом снова творить что вздумается.

Кира вошел вместе с Антоновыми, матерью и сыном. Пропустив их вперед, сел за последнюю парту, ту, что ближе к окну. Аля, оглянувшись, проводила его взглядом. Зарина что-то рисовала в записной книжке.

– Мы вызвали маму Паши и Пашу, – начал директор, когда Антонова опустилась на стул, – чтобы поставить в известность, что он и его друг организовали поджог канализационного колодца.

– Но это не самое страшное. Страшно, что они могли погибнуть, – добавила Арина Артемовна.

– Паша, расскажи, что произошло пятнадцатого октября, – спросила тонкая женщина пишущая протокол, Кира недавно узнал, что это и есть завуч по ВР, мама той самой курносой задиристой девчонки.