Паша, ученик четвертого класса, стоял перед огромной, как ему наверно казалось, аудиторией, глядя в пол.

– Ну не бойся, расскажи, – подбодрила Арина Артемовна.

– Мы гуляли, – едва слышно начал мальчик, – спустились в колодец…

– Чья идея была спуститься в колодец? – не поднимая глаз, спросила завуч по воспитательной работе.

– …Коли…

– Коли Васина? – строчила завуч по воспитательной работе.

– …да…

– Раньше ты там бывал?

– …да…

– С Колей Васиным?

– …да…

– Как вы туда спустились?

– По брусьям…

Аля толкнула Зарину локтем, сделав знак оглянуться. Та сердито посмотрела на подругу – мол, нашла время! Но все-таки оглянулась.

– Ну как? – шепотом спросила Аля. – Разглядела супермена?

– …очень хорошо, – кивнула побледневшая Зарина, лицо супермена показалось ей знакомым. Она, немного помедлив, оглянулась еще раз, и взгляды их встретились…

– Боже мой! Мне до сих пор не верится, что ты здесь! Ты тогда так неожиданно уехал. Твои родители говорили, что ты поступил на дефектологический.

– Да, как ты.

Они сидели в ее кабинете. Дождь разошелся и нещадно колотил по железному карнизу, по пыльному стеклу окна.

– Как я… – Она разлила кипяток в кружки, достала два чайных пакетика, один протянула Кире. – И все же как ты здесь? Почему?

– Это я хочу тебя спросить, неужели Игоря потянуло на лоно природы?

– Игоря? – Она отрицательно покачала головой.

– Что? Ты же сама приглашала меня на свадьбу, разве нет?

Зарина снова покачала головой, вынула пакетик из кружки и бросила в ведро для мусора. Кира еще на педсовете заметил, как осунулось ее лицо, как потухли сияющие раньше глаза и стали матовыми, неужели это все из-за Игоря?!

– Он обижает тебя?

Зарина улыбнулась грустно:

– Никакой свадьбы не было, еж.

– Как?!

– Вот так. Недаром он тебе не нравился… – Она отвернулась к окну, прячась от его пытливого взгляда.

– Ты сбежала. И давно?

– Почти сразу после того, как ты исчез, ну, может, спустя какие-то месяцы…

– Неужели ты его не любила?

– Не знаю… он меня не любил…

– Значит, все-таки. – Сухая сушка хрустнула в сжатом кулаке, взгляд заволокло пеленой, брови сдвинулись на переносице, желваки зашевелились.

Зарина глянула на него и засмеялась открыто, искренне, до слез. Она давно так не смеялась: ни Ника, ни кто другой не мог ее рассмешить. А он, Кирилл, смог.

– Ты помнишь, – говорила она сквозь смех, глядя на недоумевающего Киру, – ты был такой смешной, когда злился на Игоря! Именно такое лицо у тебя и было! Знаешь, я сначала не узнала тебя, ты так возмужал! А теперь сидишь и злишься, ну точь-в-точь шестнадцатилетний мальчишка! Ты ежик, вот ты кто! – Она взъерошила его волосы, как когда-то давно, и поцеловала в щеку. Он насупился, залившись краской.

– Где ты живешь? – Она отошла к окну.

– Недалеко, на Спортивной, директор выделил квартиру.

– А, знаю-знаю. Наверное, женился…

– Нет.

– Ничего, тут женишься, здесь хорошие мужики в холостяках недолго ходят.

– А девушки хорошие?

– И они тоже. – Она посмотрела на часы.

– Что – пора? – Он поднялся.

– А что, племяш, – улыбнулась она, – я одна, ты тоже один, давай вместе жить-поживать да добра наживать?

– Я… ты шутишь?

– Нет, я серьезно. Мы же с тобой не чужие люди и когда-то, если ты помнишь, конечно, очень дружили. Да что там говорить, – махнула она рукой, – я так рада, что ты приехал, теперь я не одинока!

Кира не успел опомниться, как оказался в объятьях Зарины, она крепко прижалась к его груди, поднявшись на цыпочки, охватив широкие плечи парня обеими руками.

Липа свернула в проулок, вечерняя тишь и липкая густеющая тьма не пугали ее. Она шла, как всегда чеканя шаг, по подмерзшей к вечеру дороге, глядя прямо перед собой, засунув руки глубоко в карманы куртки. Липа шла ночевать к бабушке. Она теперь часто ночевала у бабушки, чтобы не мешать маме и ее новому мужу, это было ее, Липино решение.

Что-то беззвучно перелетело через дорогу и упало под ноги девушки. Липа пригляделась – ее желтая вязаная шапочка! Она была уверена, что потеряла ее, из-за этого приходилось ходить, накидывая на голову капюшон. Липа присела, подняла шапочку.

– Что – думаешь, напугал меня твой педсовет? – прошипел кто-то прямо над ней.

Липа выпрямилась, вглядываясь в черты человека, стоявшего перед ней.

– Что, не видишь? – Он шагнул ближе.

Глаза Липы потеряли всякое выражение, губы сжались, она узнала своего угнетателя – это был Барабашкин. Сегодня он был один, без шакалов с камерами, но Липу это не удивило, она будто впала в транс, сделавшись деревянной куклой с маскообразным безразличным ко всему лицом.

Барабашкин стоял перед ней, задыхаясь от ненависти, и не знал, впервые не знал, что делать. Его почему-то стал раздражать этот отсутствующий взгляд и поджатые губы девушки.

– Почему, почему ты молчишь?! – Он схватил ее за плечи. – Ты даже не сопротивляешься, не плачешь! Почему? – Он встряхнул ее, капюшон слетел с головы девушки, старая заколка сломалась, и тонкие волосы рассыпались по плечам. – Ты! – Он почувствовал сладкий запах какой-то травы, так пахла и шапочка, которую он как трофей всюду носил с собой. – Ты!.. Ненавижу! – взвыл Барабашкин, отступив. – Ненавижу тебя и твою мать! Ненавижу!

Липа, натянув капюшон, пошла дальше, также чеканя шаг и глядя прямо перед собой. Где-то за ее спиной всхлипывал, бормоча проклятья, Барабашкин. Она и раньше догадывалась о причинах его ненависти, но теперь он сам выдал себя. Он до сих пор не мог простить ей, а особенно ее матери, того, что отец его ушел к ним.

В доме пахло квашеной капустой и дрожжевым тестом. Бабушка возилась на кухне, поскрипывая половицами.

– Жарко у тебя, баба. – Липа сняла куртку и ботинки, заглянула в кухню.

– Не нравится – не ходи. – Бабушка оторвалась от стола, посыпанного мукой, придавив ладонью мягкий податливый ком теста. – А ты чего как лохма-то? Где заколку потеряла?

– Где-то потеряла, – пожала плечами Липа и села за стол. – Давай помогу.

– Помогу-помогу, ты сначала руки вымой, волосья прибери!

– Хорошо.

– Мать-то чего там со своим не погрызлась ишо?