— Слава богу. Его можно навестить?

— Да, конечно. Правда сейчас время обхода и я не знаю, сможете ли вы пообщаться с лечащим врачом, но с пациентом точно можно.

— Отлично.

Я иду первая и держу дочку за руку, Давид за нами.

У нужной палаты останавливаюсь, стучу для соблюдения формальности, а потом открываю дверь и вхожу.

Первое, что я вижу, лишь только оказываюсь в палате, точнее кого, это Ангелину, сидящую у Леши в ногах.

Ангелина одета в больничный халат и тапки. Ее правая рука замотана из ее торчат какие-то железки.

Значит, ее привезли в ту же больницу, что и Лешу, и мой первоначальный план насчет них практически срабатывает.

Сам Леша полулежит на кровати с забинтованный головой. От его руки к штативу, установленному тут же, тянется трубка капельницы.

На момент нашего вторжения эти двое вели разговор, но сейчас замолкают на полуслове. Леша сначала силится улыбнуться, но тут же его взгляд скользит за мою спину и застывает.

Видно, что появление Давида не приводит его в восторг.

Я бы с удовольствием навестила Лешу одна, но Бергман в этом вопросе остался непреклонен.

— Два наезда и в обоих фигурируют черный Джип и твой друг. Хочет или нет, но ему придется как-то пережить мой визит, — отрезает он на все мои попытки намекнуть, что, возможно, стоит подождать.

Теперь же происходит то, чего я боялась. Немая сцена из комедии «Ревизор».

Обстановку разрежает Веруня. С криками радости она кидается к Ангелине и виснет на ее здоровой руке.

Ангелина чуть не плачет.

— Веруня, какое счастье, что ты нашлась! Прости, прости.

Она начинает обнимать и прижимать к себе дочку.

К сожалению, я не могу найти в себе силы оттащить малышку от нее. Как я объясню свои действия полуторагодовалому ребенку, который большую часть своей жизни провел в присутствии няни?

Переключаюсь на Лешу.

— Привет, Леш, как ты себя чувствуешь? Я так перепугалась за тебя вчера. Этот наезд…

— Спасибо, Жень, — сглатывает он и снова косится на Бергмана.

— Вы не могли бы выйти на минуту, — обращается Давид к нам, а сам устраивается на подоконнике.

— Нам с Алексеем Всеволодовичем нужно поговорить.

Подхожу к Ангелине и беру Веруню на руки.

— Пойдем, — говорю бывшей няне.

Она не смеет ослушаться и поспешно поднимается с кровати.

— Извини, Леш, — снова поворачиваюсь к приятелю, — Давид поговорит с тобой, и я вернусь в палату.

С этими словами мы выходим, оставляя мужчин одних.

Мне ужасно хочется послушать, о чем Давид с Лешей будут говорить, и я задерживаюсь у двери.

Слышно очень плохо. Фразы долетают обрывочно, так что приходится сильно напрягаться.

— Если бы не твое плачевное состояние, — говорит Бергман.

— А что такого? — отвечает Леша, — я как мог старался уберечь Женю и ее ребенка от вас.

— Уберечь от меня, что ты несешь.

— Да, от вас. И исполнителей вашего отвратительного приказа.

— Об этом ты должен был сообщить мне в первую очередь!

Я не могу видеть сейчас лица Давида, но совершенно очевидно, что он сильно зол.

— Обязан был сообщить, а не разводить всю эту самодеятельность!

— Это не самодеятельность! Я уберег Женю от ужасных последствий.

Несколько фраз мне услышать не удается. Они сказаны тихо, да еще сильно мешает фоновый шум вокруг. А потом снова получается различить.

— Ладно, как с тобой быть, решу позже. Теперь давай по существу. Сейчас ты четко, максимально подробно, а главное правдиво, отвечаешь на мои вопросы. Если нет, то…

Но тут меня снова отвлекают.

Вере не сидится у меня на руках и не стоится спокойно рядом со мной. Она всеми силами тянет меня к окну, пыхтя и проскальзывая ботиночками по гладкому линолеуму. Прямо на самом интересном. Туда, где стоит Ангелина.

Та, в свою очередь, хочет что-то сказать, и даже начинает фразу, но в этот момент из-за поворота показывается медсестра и прямым ходом направляется к нам.

Ангелине приходится закрыть рот, а мне окончательно отойти от двери.

— Наумова, что вы делаете в мужском отделении? — восклицает медсестра недовольным тоном, — давайте-ка в свою палату, обход еще не закончен и Нина Всеволодовна вас ищет.

— Но я хотела… — лепечет Ангелина.

— Никаких но, — перебивает медсестра, — пойдемте немедленно!

Ангелина бросает еще один взгляд на нас с дочкой.

— Давайте, давайте, и поживее, — командует медсестра.

Ангелина вздыхает, грустно улыбается Веруне и идет за медсестрой.

— Пака, — кричит ей вслед Вера и машет рукой.

От этой картины желудок сжимается и мне становится некомфортно. Но я стараюсь сбросить с себя это неприятное чувство. Я не смогу больше доверять Ангелине. А значит, Верочке придется отвыкать от своей няни, а Ангелине отвыкать от моей дочери.

— Верунь, пойдем-ка мы с тобой посмотрим в окошко — предлагаю наигранно веселым голосом.

— Паде, — тут же соглашается она.

Хорошо, что дочка сейчас в таком любознательном возрасте, когда внимание переключается с одного на другое просто мгновенно.

Мы подходим к окну, и я подхватываю Веру на руки, чтобы ей было лучше видно.

Минут пять мы развлекаемся тем, что разглядываем птиц за окном. Потом дверь Лешиной палаты открывается и Бергман выходит в коридор.

Идет в нашу сторону и встает рядом с нами у окна.

— Ну, что? — спрашиваю я.

Давид не реагирует на мой вопрос, потому что смотрит на Веру.

Она это тоже замечает.

— Вона, — говорит Давиду и указывает пальчиком на упитанную ворону, сидящую на одной из веток раскидистого клена.

— Да, ворона, — соглашается он и Веруня довольно улыбается. Она очень рада, что ее поняли.

— Дя, — кивает и снова отворачивается к птице.

Звери, птицы и насекомые вызывают у дочки самый живейший интерес. Когда все закончится, нужно будет обязательно прогуляться всем вместе по парку, если, конечно, Давид к тому времени еще не уедет.

Я отлично помню, как он сказал Илоне, чтобы та не торопилась с билетами. И в момент, когда он это говорил, мое тело наполнялось легкостью и чем-то неуловимо приятным. А потому есть надежда, что он не откажется от прогулки.