— Поедем сейчас в гости, — говорю Веруне после завершения разговора, — там и погуляем. Судя по рассказам, там очень большой участок перед домом.

— Хасо, — кивает дочка.

А еще в доме будет полно народа и мы с Бергманом не сможем остаться наедине.

Это вдвойне хорошо, потому что я еще не уверена, что готова к чему-то большему с ним, чем простое общение. А если судить по тому желанию, что проскользнуло во взгляде Давида вчера, когда мы сидели на диване, он не исключает возможности нашей близости даже в таких непростых условиях.

Веруня, конечно же, не догадывается о моих мыслях. Пользуясь тем, что я отвлеклась, дочка добирается до моих волос и с визгом накидывается на них сзади. Начинает растрепывать и довольно смеяться.

— Ах ты, мелкая хулиганка!

Валю хитрулю на кровать и начинаю щекотать, а потом делаю вид, что сейчас забодаю.

У меня очень грозный вид в этот момент, но дочка заливается еще больше. Она, конечно, же знает эту игру и то, что сейчас я не удержусь и начну ее расцеловывать.

Мы возимся так несколько минут.

Наконец, я поднимаюсь с кровати и усаживаю дочку ровно.

— Все, Верунь, пойдем собираться. Давид скоро за нами заедет и к этому моменту мы с тобой должны быть полностью готовы. 

Два часа пролетают незаметно.

Стараюсь превратить сборы в веселую игру, и параллельно перебираю в уме, все ли мы подготовили. Одежда, обувь, салфетки, игрушки, горшок, прогулочная коляска. Еще баночки с питанием и бутылки с детской водой.

Вроде бы все. Теперь остается только дождаться приезда Бергмана.

Стоит подумать о нем, как домофон оживает. Это и правда Давид.

Гладко выбрит, переоделся в другой костюм, который сидит на нем ничуть не хуже предыдущего, если не сказать лучше.

За спиной маячит охрана. 

— Привет, как вы? — спрашивает он.

Заходит в прихожую, оставляя своих ребят дожидаться на лестничной клетке, и оглядывает нас. Сначала дочку, потом меня.

— Готовы ехать. А как у тебя? Поговорил с Илоной?

— Да.

— И что она?

— Говорит, что непричастна к обоим наездам.

Собственно, говорить она может что угодно, главное, что думает об этом сам Давид.

— И ты… веришь ей?

Бергман отвечает не сразу.

— Скажем так, — произносит после небольшой паузы, — у меня нет повода не верить ей.

— Ясно.

— Но я разберусь.

— Хорошо.

— Да.

Он снова смотрит на меня, а я пытаюсь сделать вид, что все в порядке.

— Жень, мы выходим? — спрашивает Давид.

— Да, вот вещи. Все, что нам понадобится на несколько дней, мы с Веруней собрали.

— Дя! — гордо кивает дочка.

— Молодцы, отлично.

Бергман открывает входную дверь и дает команду охранникам. Те заходят в холл и нагружают себя нашими с дочкой вещами.

Одна сумка остается и Бергман берет ее сам. Я вывожу дочку и закрываю квартиру. Потом подхватываю Веру на руки.

Как только мы оказываемся за пределами нашего уютного мирка, мои страхи возвращаются. Мне хочется все контролировать, несмотря на то, что мы окружены охраной, а это значит, не спускать дочку с рук.

А насчет Илоны…стоит ли портить себе настроение сейчас, когда все складывается так удачно?

Давид сказал, что разберется, значит разберется.

А пока он будет это делать, мы поживем в доме, нашпигованной охраной. Там круглосуточно будут дежурить ребята как со стороны Бергмана, так и от Сергиевского. Так что, на ближайшие дни нам с дочкой точно ничего не грозит.

Выходим из подъезда и Мерседес уже ждет нас на привычном месте.

Делаю шаг к машине и собираюсь улыбнуться водителю, но улыбка застывает на губах. На переднем пассажирском сидит Илона.

Строгое невозмутимое лицо с заостренными чертами и сжатыми в полоску губами, волосы убраны и гладко зачесаны назад, деловой костюм.

— Женя, надеюсь, ты не возражаешь против того, чтобы Илона поехала с нами? — слышу за спиной голос Давида.

Бесполезный вопрос, если учесть, что она уже сидит там.

А вообще да, я возражаю. Очень даже возражаю. Пусть мы и едем туда, где соберется много народа, но Илона? В свете всех событий?

Эта женщина последний человек, которого я хотела бы видеть рядом с собой и Верочкой. И ее уверения своему боссу в том, что она не при чем, ничуть меня не успокаивают.

Но не могу же я озвучить все это прямо здесь и сейчас? Тем более Илона вот она — прямо перед глазами. Уже заметила нас и теперь сдержанно улыбается, впиваясь недобрым взглядом в дочку.

— Нет, конечно, — произношу вслух, потому что Давид ждет ответ, а сама инстинктивно крепче обнимаю Веру. И мысленно ограждаю нас с ней от этой женщины невидимой стеной.

— Отлично, — кивает Бергман, — тогда садись.

Он распахивает перед нами заднюю дверь, приглашая устраиваться, и нам с дочкой не остается ничего другого, как сесть в салон.

Давид садится рядом с нами, но присутствие Илоны на переднем сиденье портит картину, и я не чувствую той расслабленности и умиротворения, что ощущалась в прошлую поездку.

Я напрягаюсь и все, чего мне сейчас хочется, это снова оказаться дома.

Вера, в отличие от меня, не обращает никакого внимания на Илону. Она тянется к Бергману, но я достаю одну из Вериных книжек и начинаю отвлекать дочку большими красочными иллюстрациями.

Веруня очень любит книги. Она обожает, когда я читаю ей и готова подолгу рассматривать картинки, если они прорисованы качественно и передают эмоции.

У дочки есть несколько любимых книжек, среди которых «Кот в сапогах» и «Буратино». Мы взяли с собой «Буратино». Именно в этом старом издании, которое мы читаем практически ежедневно, самые привлекательные для нее образы героев. Это адаптированный текст, поэтому иллюстрации занимают бОльшую часть страницы, а текста, напечатанного крупным шрифтом, здесь совсем чуть-чуть. Для ее возраста то, что нужно.

Вот и сейчас она с умным видом переворачивает страницы, лепечет и тыкает пальчиком то в Буратино, то в Карабаса, а Бергман за ней наблюдает.

— Бути, бути, — радостно хлопает в ладоши Вера, увидев Буратино, но мы переворачиваем страницу, и она уже морщит лобик.

— Шуша-шуша.

Ей не нравится, что огромная крыса хватает деревянного человечка за ногу и пытается укусить.

— У-бабаба, — выдает грозно и с придыханием, потому что через несколько нейтральных иллюстраций из-за портьеры на сцену вылезает злобный Карабас-Барабас, со злыми глазищами, носом картошкой и огромной рыжей бородой. С безумным видом Карабас тянет огромную ручищу к Буратино, а во второй сжимает страшную плеть.