— Конечно, он богатый, представительный, уверенный. Не то, что я. Какой-то среднестатистический неудачник.

— Леш, ты же с самого начала знал, что мы с тобой только друзья, я сразу предупредила. И дело тут совсем не в тебе. Ты совсем не неудачник, а очень классный. Взять хоть Ангелину. Любит тебя, и уже очень давно, просто места себе не находит.

Что еще я могу ему сказать? Мне нужно как-то его подбодрить, чтобы быстрее поправлялся. А Ангелина пусть выкручивается, как хочет.

Леша переваривает.

В этот момент дверь распахивается и в палату входит плотный представительный мужчина в белом халате. За врачом следует невысокий, сутулый и худощавый мужчина лет тридцати. В форме и с папкой в руках. Бергман тоже здесь, однако не проходит в палату, а застывает в дверях, скрестив руки на груди.

— Тааак, — тянет врач, — почему посторонние в палате во время обхода? Или вы жена с дочкой?

— Нет, — говорю поспешно.

— Тогда прошу на выход.

— Стойте, — вдруг говорит полицейский, — вы случайно не Митрофанова Евгения Владимировна?

— Да, это я.

— Узнал вас по голосу. А я лейтенант Селиверстов, Геннадий Петрович. Вот, наконец, и встретились.

— Да, здравствуйте.

— Не уходите, мне нужно задать вам несколько вопросов. Точнее, пройдемте в коридор.

— Отлично, — подает голос врач, — а я пока осмотрю больного. Как никак время обхода.

— Леш, мы еще к тебе зайдем, поправляйся, — говорю другу и вместе с Веруней выхожу из палаты.

Селиверстов озирается по сторонам.

— Итак, Евгения Владимировна, давайте присядем. Эммм…Вот, хоть сюда.

Лейтенант кивает на диваны, расположенные примерно в десяти метрах от палаты.

— Хорошо, — соглашаюсь и тут же поворачиваюсь к Бергману, потому что тот держится рядом со мной.

— Давид, ты не побудешь пока с Верой?

— Конечно, — отвечает он.

Опускаюсь перед дочкой на корточки.

— Верунь, — говорю ей, — посидишь пока с дядей Давидом? Маме нужно поговорить еще с одним дядей.

Указываю на Селиверстова.

— А потом мы с тобой поедем домой.

Дочка воспринимает просьбу спокойно.

— Хасо, — кивает мне.

— Пойдем, еще немного посмотрим в окно, ты согласна? — спрашивает Давид.

Вера кивает повторно.

— Отлично.

Давид Берет Веруню за руку и утягивает ее к окну.

— Что ж, Евгения Владимировна, приступим, — тут же произносит Селиверстов.

— Итак, расскажите, пожалуйста, обо всем с самого начала.

Послушно рассказываю, что помню. И это то же самое, что вчерашний рассказ Бергману. Во второй раз вспоминать детали намного легче. Особенно если учесть, что этих самых деталей совсем немного. Точнее, всего одна. Черный Джип.

Лейтенант все старательно записывает, я же то и дело кошусь в сторону окна.

Все внутри замирает, когда вижу, что Давид берет Верочку на руки. Они снова что-то рассматривают за окном и потому дочка даже не замечает, где она сейчас находится.

Зато замечаю я и не могу оторваться от этой картины.

Они так гармонично смотрятся вместе.

Высокий, широкоплечий и красивый мужчина с классическими чертами лица. И кудрявый розовощекий карапуз, сидящий у него на руках. Это очень волнующе. И захватывающе. И мило.

Продолжаю смотреть на Давида с дочкой на руках и от созерцания этой картины невозможно оторвать глаз.

— Евгения Владимировна, это все? — возвращает к реальности Селиверстов, — вы точно не разглядели номера автомобиля, наехавшего на Белова Алексея?

— К сожалению, нет.

— Очень жаль.

— Мне тоже. Но если даже камера не смогла их распознать, то куда мне?

— Да, — вздыхает лейтенант, — эти номера портят всю картину. В свете данного факта создается не очень хорошее впечатление. Скажем, что наезд был не случайным, а спланированным заранее. Иначе с чего вдруг заляпывать номера грязью, да еще скрываться с места преступления, как вы считаете?

— Со стороны это выглядело как запланированный наезд.

— Да, я так и говорю, — бормочет Селиверстов и что-то записывает.

— Так, с номерами все ясно. Но, Евгения Владимировна, подумайте, может у автомобиля были какие-то другие опознавательные знаки?

— Нет. То есть, может они и были, но я ничего не заметила.

— Брелок, игрушка? Все же за рулем сидела женщина.

Я замираю и впиваюсь взглядом в круглое и простоватое лицо лейтенанта.

— Как женщина?

— Предположительно, женщина. Длинные черные волосы, челка. Это все, что уловила камера. Лицо женщины, к сожалению, оказалось скрыто большими солнечными очками, так что идентифицировать личность не удалось. А что вы так заволновались, Евгения Владимировна? Есть кто-то на примете, кто желал бы смерти вашему знакомому или подходит под это описание?

— Нет.

В моем голосе не чувствуется абсолютной уверенности. Но не рассказывать же мне про свои подозрения относительно Илоны? Сейчас начнет спрашивать, а почему мне так кажется, и что я ему скажу? Нет, в этом вопросе я лучше буду полагаться на Давида. По крайней мере пока.

— Жаль, — вздыхает Селиверстов повторно и чешет затылок.

— Ну, что ж, тогда…больше у меня к вам вопросов пока нет. Будем искать. А вы, Евгения Владимировна, если вдруг что-то вспомните, обязательно и не откладывая позвоните мне. Мой телефон у вас есть.

— Хорошо.

— Теперь ознакомьтесь с протоколом и, если все в порядке, напишите пожалуйста вот тут: С протоколом ознакомлена… с моих слов записано верно…Число, ваша подпись и расшифровка.

Я быстро прочитываю протянутую мне бумагу. Ставлю свою подпись и возвращаю документ мужчине.

— Что ж, Евгения Владимировна.

Лейтенант убирает бумагу в папку и поднимается с дивана. Я тут же следую его примеру.

— Больше не задерживаю, всего хорошего.

— Спасибо, до свидания, — киваю и пару секунд слежу за тем, как Селиверстов идет в сторону Лешиной палаты.

Потом снова перевожу взгляд на Бергмана и дочку.

Давид замечает, что я освободилась и что-то говорит Веруне. Дочка кивает и Бергман направляется ко мне, продолжая держать малышку на руках.

— Я вижу, вы закончили, — говорит он.

— Да.

— Хорошо.