Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последней его жертвой был генерал Сухомлинов, который выгнал князя из своего дома за то, что тот стал сплетничать ему про его жену. Князь сделался его смертельным врагом и принес генералу не меньше зла, чем А. И. Гучков. И князь не скрывал своих гадостей, бравировал ими, как бы говоря всем: вот я каков, для меня нет ничего святого.
Министр князь Щербатов не принял Андроникова, и тот стал кричать всюду: он спустил меня с лестницы, а я спущу его с министерства. И стал высмеивать, ругать и сплетничать на Щербатова.
С князем дружил сам председатель Совета министров Горемыкин. Добившись представления министру двора, князь стал являться в приемные дни к графине Фредерикс с громадными коробками конфет. И его принимали, он был такой милый, занимательный, забавный. Когда генерал Воейков был назначен дворцовым комендантом, князь просил принять его.
Тот по-военному приказал ответить, что у него нет времени. Князь по-светски пожаловался графу Фредериксу, Воейкову пришлось объяснить случившееся недоразумением, и князь стал бывать у моего начальника и засыпать его сведениями о том, что делается в Петербурге, его общественных, политических и финансовых кругах. Он знал все, кроме революционного подполья. То была не его сфера, и он сознавался, что в этой области он уступает Ваничке Манасевичу-Мануйлову. Они презирали друг друга, тонко поругивали друг друга, но при встречах дружески пожимали друг другу руку, французили и осыпали друг друга комплиментами.
Летом 1914 года Андроников познакомился с Распутиным, причем инициатива знакомства принадлежала старцу. Они стали бывать друг у друга. Когда Распутина ранила Гусева[72], Андроников выразил ему телеграммой сочувствие и не раз писал ему в Сибирь письма, что старцу очень нравилось. Когда Распутин вернулся, Андроников сошелся с ним поближе. Он сумел понравиться старцу. Тот стал приезжать к князю «есть уху». Большая фотография старца появилась в кабинете князя. Старец очень ценил ту массу сведений, которыми его засыпал Андроников. У Распутина князь познакомился с А. А. Вырубовой и сумел обворожить ее, расхваливая политическую мудрость старца, его прозорливость и бескорыстную преданность их величествам. Этим знакомством был сделан большой шаг по направлению дворца, и через Вырубову князь даже послал однажды письмо царице с двумя иконами. Дружба князя с Распутиным и Вырубовой упрочивалась. И когда императрица пожелала, дабы Распутин познакомился с премьером Горемыкиным, в этом принял участие Андроников.
Андроников привез Распутина к Горемыкину. Попросили в кабинет. Горемыкин поздоровался и пригласил обоих сесть.
— Ну, что скажете, Григорий Ефимович? — обратился премьер к Распутину.
Распутин молчал и лишь внимательно смотрел на премьера. Горемыкин улыбнулся и говорит:
— Я вашего взгляда не боюсь. Говорите, в чем дело.
Распутин хлопнул премьера по колену и спросил:
— Старче Божий, скажи мне, говоришь ли ты всю правду царю?
Премьер опешил от неожиданности и, снисходительно, по-стариковски улыбнувшись, сказал:
— Да, обо всем, о чем меня спрашивают, я говорю.
Разговор завязался. Распутин говорил о недостатке продовольствия. Еще о чем-то. Горемыкин подавал реплики и иногда с удивлением посматривал на Андроникова. Наконец Распутин сказал:
— Ну, старче Божий, на сегодня довольно, — встал и стал прощаться.
Горемыкин произвел на Распутина хорошее впечатление. Он прозвал его «мудрым». Это его мнение о премьере стало известно, конечно, во дворце. Андроников расхвалил беседу Вырубовой. Та рассказала обо всем царице. Положение Андроникова в глазах Распутина от этой беседы еще больше упрочилось, и, когда осенью 1915 года Распутин уехал на родину, князь изредка писал ему. Это льстило старцу.
Речь о немецком засилье, произнесенная в Государственной думе депутатом Алексеем Хвостовым, обратила на него внимание во дворце, о ней много говорили во всех кругах, она встревожила князя Андроникова, так как угрожала репрессиями против большого коммерческого предприятия, в котором князь был весьма заинтересован. Это заставило князя познакомиться с Хвостовым.
Бывший нижегородский губернатор, выдвигавшийся уже на министерский пост после смерти Столыпина, щеголявший своей правизной и своим патриотизмом, честолюбивый и не стеснявшийся говорить, что он человек «без задерживающих центров», — Хвостов понравился Андроникову. Они поняли друг друга. Они быстро столковались и решили, что Андроников, пользуясь всеми своими связями и знакомствами, до Вырубовой и Распутина включительно, начнет пропагандировать и проводить Хвостова в министры внутренних дел на место князя Щербатова. Несоответствие последнего его должности сознавалось многими, говорил об этом и Горемыкин Андроникову, от Вырубовой же Андроников слышал, что Щербатовым якобы недовольны во дворце. Все это подбодряло Андроникова, желание же отомстить Щербатову, не скрывавшему своего презрения к Андроникову, воодушевляло последнего на новую интригу.
Но Хвостов был невежда и в политике, и в полиции. Надо было заполнить это пустое у него, но важное место своим удобным человеком. И Андроников решил придать Хвостову в качестве товарища министра по заведованию полицией бывшего директора Департамента полиции, сенатора Белецкого. С ним Андроников был давно в хороших отношениях, ценя его трудоспособность, ловкость и его полицейские знания. Белецкий же благоговел перед княжеским титулом Андроникова, его светскостью, связями, знакомствами. Он отлично понял всю заманчивость предложения и пошел на все условия. Главное было то, что он должен был работать рука об руку с Андрониковым.
Андроников свел Хвостова с Белецким, и три новых друга, вполне договорившись, смело пустились в большую политическую интригу, действуя по плану Андроникова. Белецкий, ежедневно видясь с Хвостовым, как бы натаскивал его на роль министра внутренних дел, технику которого он так хорошо знал. Андроников ловко подготовил почву у Вырубовой, выставляя Хвостова умнейшим и энергичнейшим правым человеком, который-де имеет большой вес в Государственной думе и к тому же беспредельно любит их величества.
Он в курсе всех интриг против них. Он сумеет ловко все парализовать. Он сумеет овладеть и Государственной думой. Хвостов и Белецкий ловко охранят «Друга» царской семьи Распутина от всяких на него нападений. И от нападений в прессе, и от нападений в Государственной думе, и от террористов. Они оба понимают и ценят Григория Ефимовича. За последнее ручается сам князь Андроников, любовь которого к старцу хорошо известна Анне Александровне. И Анне Александровне казалось, что лучшей комбинации и желать нечего. Сам Хвостов очаровал Вырубову. Она в восторге повторяла затем: «Он такой умный, энергичный, он так любит их величества. Он так любит Григория Ефимовича. Он не как все. Он так хорошо все знает, как и что надо делать, чтобы все были довольны. Он уже однажды предупредил в Государственной думе запрос о Григории Ефимовиче. Он даст себя разрезать на куски из любви к их величествам». И, зачарованная подкупающей искренностью и кажущеюся простотою Хвостова, «его наивными, такими хорошими и светлыми глазами»,