Николас открыл дверь библиотеки, впуская внутрь остатки солнечного света. Он падал на его влажные вьющиеся волосы, делая их такими же светлыми, как вторая прядь в таинственной шкатулке.

— Чем вы так усердно занимаетесь, Эмили?

Она подняла на него глаза и заставила себя улыбнуться. Он не должен догадаться, что она нашла портрет!

— Пишу ответ на письмо своей матушки. Она ругала меня за то, что я не написала ей ни строки с тех пор, как мы приехали сюда.

— Очень скоро она сама сможет вас увидеть.

— Что вы имеете в виду? Мы собирались пробыть здесь еще две недели, а затем отправиться в Скарнли.

Николас опустился в кресло напротив стола, улыбаясь ей, хотя морщинки на лбу выдавали некоторую напряженность, которой совсем не было там, на озере.

— Боюсь, придется немного изменить планы. Появилось безотлагательное дело, из-за которого мне нужно быть в городе.

Эмили, в потрясении, не отрывала от него глаз.

— Вы уезжаете в Лондон? Так скоро?

— Я думал, мы могли бы поехать вместе. Вы смогли бы повидаться с родителями, прежде чем мы поедем в Скарнли, кроме того, мы могли бы посетить пару светских мероприятий.

— А что за дело?.. — Эмили вспомнила о письме, полученном им из Деррингтона. — Это не касается вашей сестры Шарлотты?

— Нет-нет. И кстати, у Шарлотты родилась прелестная девочка. Дрю сказал, что и мама и дочка, слава богу, уже чувствуют себя гораздо лучше.

— Значит, вашей племяннице Кэтрин будет с кем поиграть!

— Да, действительно. А дело весьма скучное, касается проблем со ссудой, что взял мой брат Лео. Это не должно занять много времени.

Эмили кивнула, не в состоянии отделаться от мысли, что все не так просто. Возможно, он потребовался некой темноокой леди, или он не мог без нее слишком долго. Что бы то ни было, необходимо запастись терпением и достойно пережить это. Идеальной герцогине, которой она твердо решила стать для него, это важно. А потому она отложила перо и улыбнулась:

— Что ж, приятно получить эту долгожданную новость из Деррингтона. Будем надеяться, скоро и мы сможем расширить круг маленьких друзей по играм.

К удивлению Эмили, он отреагировал на ее легкий намек неожиданно хмурым и даже гневным взглядом, склонился над столом и схватил ее руку:

— Эмили, вы не…

Он сжал ее руку слишком сильно, реагируя на это совсем не так, как она ожидала. Он что, не хочет детей, наследника в ближайшем будущем? Разве не этого хотят все мужчины?

— Нет, — сказала она. — По крайней мере, я так не думаю. Впрочем, еще слишком рано, чтобы знать наверняка.

Он кивнул и поднес ее руку к своим губам для краткого поцелуя.

— Мы совсем не спешим, — пробормотал он. — Вокруг и так немало Мэннингов, не думаю, что нам непременно нужно пополнять их число.

— Конечно, не спешим, — повторила она в замешательстве. Был ли он разочарован ею, оттого что она еще не беременна? — Мы молоды, только поженились.

Он прижал ее ладонь к своей щеке:

— Эмили, дорогая, если вы что-нибудь заподозрите, сразу же сообщите мне, не так ли?

— Да, безусловно.

— Я не позволю, чтобы что-то случилось с вами, обещаю. Ничто и никогда не причинит вам боли, пока я рядом.

— Я знаю, вы будете заботиться обо мне, Николас. — Она положила руку ему на голову и погладила его волосы, ласкающие ладонь, словно мокрый шелк. — Я тоже ничему не позволю причинить вам боль.

Эмили поцеловала Николаса, стараясь передать всю силу своего сокровенного чувства, все, о чем вынуждена молчать. Но внутри ее были холод и пустота. Она всегда мечтала стать матерью собственных детей, окружать их любовью и заботой, однако Николас, похоже, не разделял ее желания. Быть может, ребенок был бы для него чем-то связывающим, а он этого не хотел? Если так, то как ей жить с этим до скончания дней?

Николас смотрел на нее через обеденный стол, она рассказывала ему о новостях, поведанных матушкой в письме. Свет свечей окутывал ее теплым янтарным сиянием, в котором она была подобна хрупкому ангелу с полотна эпохи Возрождения, такая золотистая и неземная.

Здесь, в Вельбурне, прекрасные легкие волны ее волос сдерживала лишь одна шпилька, и они свободно струились по ее плечам, модные же локоны она оставила для приемов. Вечерним платьем здесь ей служило простое светло-зеленое платье, отделанной золотыми лентами, она носила его со своей изумрудной подвеской и жемчужными серьгами, что подарила Жюстина. В последние несколько дней она смеялась и улыбалась больше, чем когда-либо в жизни. Выражение ее лица стало более открытым и пытливым по мере того, как она проникалась этим новым волшебным миром Вельбурна и постигала новую жизнь с Николасом. Хотя она все еще казалась довольно робкой и осмотрительной, эти черты уже заметно сгладились, уступая место веселой отзывчивой девушке со звонким заразительным смехом.

Он с упоением наблюдал, как она постепенно расцветала. Он и сам словно оживал вместе с ней, ему снова хотелось уйти с головой в тот прекрасный мир, как когда-то, когда еще была жива Валентина. Впрочем, сейчас ее улыбка казалась натянутой, да и говорила она как-то слишком быстро, напряженно и чересчур эмоционально.

Отчего произошла в ней эта перемена? Перспектива скорого возвращения в Лондон? Или, возможно, она почувствовала, что он в панике при мысли о том, что она может забеременеть. Ему удалось быстро взять себя в руки, но страх слишком очевидно бросался в глаза. Ужас, который он испытал при мысли, что может потерять Эмили, лишь обретя ее.

Он даже представить себе не мог, что способен испытывать подобные чувства к тихой и правильной Эмили Кэрролл. Впрочем, как оказалось, она далеко не всегда так уж правильна. В ней открылось столько неизведанных пленительных глубин, словно потаенная золотистая сердцевина в прекрасной летней розе. Теперь его мир погрузился бы во мрак без нее. Она приоткрыла дверь в новую жизнь, показала все ее великолепие. Он же, в свою очередь, должен был о ней заботиться и защищать. Только вот в постели он не проявил должной заботы.

— …Говорит, что мы должны дать бал, как только откроется новый сезон, — продолжала Эмили.

Кивнув, она дала знак лакеям принести следующее блюдо, и они поторопились исполнить ее приказание. Слуги в Вельбурне, душой и сердцем преданные его семье и подозрительные к людям чужим, приняли ее чрезвычайно тепло. Даже неприветливая и строгая миссис Кортни лично убедилась, что белье переложили саше с розовыми лепестками, а сеньор Наполи и вообще каждый вечер готовил какой-нибудь новый соблазнительный деликатес.

— Ваши родители устраивают бал? — спросил герцог.

Эмили засмеялась:

— Нет. Их дом в Лондоне едва ли вместит и двадцать человек. Мама говорит, что мы должны устроить бал и вернуть к жизни Мэннинг-Хаус, сделать его таким, каким он был в пору их дружбы с вашим отцом.