— На следующий год вы сможете давать любые балы и приемы, какие только захотите, Эмили, — пообещал он, взяв в руку бокал вина. — Ремонт и преображение дома займут некоторое время.

— Это послужит отличным оправданием для того, чтобы перенести бал на следующий год! — Она закусила губу в нерешительности. — Если, конечно, вы не считаете, что все ожидают его раньше.

— Это их личное дело. Нам же остается только не очень торопиться в ходе обновления дома. Быть может, стоит заказать расписной полог из Франции? Шелка из Индии? Лепнину из Италии?

— Возможно, полы из твердых пород древесины для бального зала из Вест-Индии?

— Вы герцогиня, у нас будет все, чего бы вы ни пожелали.

— Я хочу, чтобы все было просто, мило и не так грандиозно, как сам Мэннинг-Хаус. Но в то же время хотелось бы, чтобы вы гордились своим домом. У меня так много идей относительно преобразований, но я предпочла бы убедиться, что поступаю правильно.

Николас хмурился, разглядывая ее в мерцании свечей. Ее взгляд был обеспокоенным, и он заметил неровный ноготок, когда она брала бокал. Он уже знал о ее привычке покусывать ноготь — это верный признак ее душевных терзаний. Сердце его сжалось от одной только мысли об этом. Он поклялся сделать ее жизнь счастливой и беззаботной, а не привносить в нее еще больше тревог! Он все еще не научился быть мужем, и, возможно, уже никогда не научится.

— Вы не способны поступить неправильно, Эмили, — нежно сказал он. — Все вокруг завидуют мне уже потому, что я имел счастье жениться на самой прекрасной девушке Лондона. Вы сама станете законодательницей стиля и моды, будете определять, что верно, а что нет. И если вы станете носить на голове ананас, все непременно последуют вашему примеру.

Эмили засмеялась, и Николас немного успокоился, увидев, что взгляд ее просветлел.

— Мне вряд ли захочется носить на голове фрукты, но, если я передумаю, учту это. — За последнее время она стала гораздо увереннее в себе, но еще не настолько. Наверняка должны существовать какие-то стили и фасоны без использования гастрономических продуктов!

— Вы уже превосходная герцогиня. О чем еще пишет ваша матушка?

— Они с папой собираются возвращаться в деревню, но от шума и суеты, которыми сопровождаются сборы, с ней случаются обмороки. К тому же она простудилась. И советует мне меньше бывать на солнце, иначе я покроюсь веснушками. Не правда ли, несколько запоздалый совет?

Она рассказала ему и о прочих новостях из города, а после ужина они веселились, играя в карты. И все же Николас не мог отогнать темное облако, бросившее тень на их лучезарную идиллию. Даже держа ее в своих объятиях той ночью и прислушиваясь к ее тихому дыханию, он чувствовал, как она все дальше и дальше ускользает из его рук.

— Эмили, я как раз… — В дверях спальни Эмили в Мэннинг-Хаус возникла Эйми. Она вдруг замерла, лишь наполовину стянув с руки перчатку. — Ах, Эмили, ты больна?

— Закрой дверь, Эйми, скорее, — прохрипела Эмили.

Она зажмурилась и вцепилась в ночной горшок, в котором минуту назад оказался весь ее только что съеденный завтрак. Приступы тошноты постоянно подступали мучительными волнами, хотя и заметно ослабели.

Эйми поспешно затворила за собой дверь и бросилась за кувшином с водой, что стоял возле умывальника. Она нашла полотенце и, опустившись возле Эмили на колени, стала нежно протирать ей лоб.

— Так лучше?

Эмили наклонилась к ней с благодарностью за столь скорую и умелую помощь. Невестка привыкла брать на себя заботу обо всем. Сейчас герцогиня нуждалась именно в такой поддержке.

— Да, спасибо, Эйми, — пробормотала она.

— Ты определенно очень быстро справляешься со своими обязанностями герцогини, Эмили, — отметила Эйми, в голосе ее звучали радостные нотки.

— Моими обязанностями?

— Да. Ведь это не результат несварения, не так ли? Мама говорит, что мучилась тошнотой и со мной, и с моими сестрами.

Эмили, ошеломленная, уселась на корточки. Под видимым потрясением скрывалась ярко вспыхнувшая в душе несмелая и трепетная надежда.

— Ты хочешь сказать, возможно, я беременна? Так скоро?

Поморщившись, Эйми закрыла горшок и отставила его в сторону, когда внезапное недомогание Эмили отступило.

— Господь еще не наградил меня собственным ребенком, но признаки этого я знаю. Должно быть, это случилось в первую брачную ночь, моя умница.

Эмили прижала ладони к животу. Сквозь тонкую ткань халата она чувствовала, что он был таким же плоским, как и раньше. Но она помнила ту ночь, а точнее, утро после нее и то удивительное наслаждение, что она познала в объятиях Николаса. Неужели именно тогда в ней зародилась новая жизнь? Она улыбнулась при мысли о том, что внутри ее, возможно, рос крохотный ребенок. Это и было началом новой семьи.

— А когда я смогу узнать наверняка? — Она медленно поднялась и подошла к кушетке возле камина. Ее била дрожь.

— Не раньше чем через несколько недель, я думаю, — сказала Эйми. — Каковы твои ощущения? Ты чувствуешь, что это действительно так?

— Безусловно, надеюсь, но наверняка не знаю. Все это — быть замужем, быть герцогиней — так ново для меня.

«И быть влюбленной», — подумала она.

— Твои родители будут безмерно счастливы. Не говоря уже о твоем муже! Маленький наследник, и так скоро.

— Возможно, и маленькая герцогиня, а не наследник.

От этой мысли надежда Эмили загорелась еще ярче.

Подумать только: маленькая леди, закутанная в кружевные одеяльца, с прекрасными голубыми глазами ее отца. Никогда она даже не мечтала о таком счастье.

Эйми прыснула со смеху:

— Так еще лучше. Тогда у нас с Робом родится мальчик, и однажды они поженятся!

Эмили тоже рассмеялась:

— Не рановато ли подписывать брачный договор? Я еще даже не уверена, что ребенок вообще существует, кроме того, нужно сообщить Николасу. Ах!

Внезапный страх сковал ее, и она еще крепче схватилась за живот, вспомнив реакцию Николаса на предположение о ее беременности. Там, в Вельбурне, он был в ужасе, словно ребенок от нее был для него злым роком.

Если она действительно ждет ребенка, будет ли этот ужас во сто крат сильнее? Что же делать? Она не вынесет, если Николас отвернется от нее теперь, когда она начала осознавать, насколько нуждается в нем. И тем более не сможет пережить, если он откажется от их ребенка.

— Эйми, ты ведь никому не расскажешь, правда? — Она крепко сжала руку Эйми в своих ладонях.

— Конечно нет. Ты сама должна объявить радостную новость.

— Не говори даже Робу. Пока не говори. Обещаешь?

Эйми покачала головой: