вот что я узнала, находясь на расстоянии от Эммы: что люди, которых я считала своими друзьями, были на самом деле друзьями Эммы, а меня лишь терпели. Вряд ли я сильно удивилась, но все же стало обидно, когда я шла с подносом мимо столика, где они все сидели, и никто даже не подвинулся. Или когда я достала свой сэндвич с арахисовым маслом и вареньем, который в шкафчике всегда сминался из-за учебника по математике, а варенье сочилось из него, как кровь на одежде жертвы, а Эммы не было рядом, чтобы сказать: «Вот, возьми половинку моего с тунцом».

Через несколько недель я почти привыкла к роли невидимки. Даже усовершенствовала это мастерство. Иногда я сидела в классе так тихо и неподвижно, что на мои руки приземлялись мухи; в автобусе я скатывалась с сиденья вниз, и как-то раз водитель даже поехал обратно в школу, не затормозив на моей остановке. Но однажды утром я зашла в класс и сразу поняла, что все изменилось. Мать Джанет Эффлингем работала на ресепшене в юридической фирме и рассказала всем о большой отвратительной ссоре между моими родителями во время дачи показаний в конференц-зале. Вся школа узнала, что моя мать подала иск на маму Эммы.

Я думала, что это вернет нас с Эммой в одну жалкую спасательную шлюпку, но забыла, что лучшая защита — нападение. Я сидела на уроке математики, который был для меня самым тяжелым, потому что мой стул стоял за спиной Эммы и мы то и дело передавали записки туда-сюда («Похоже, мистер Функе стал выглядеть сексуальнее из-за развода? Вероника Томас сделала себе грудь во время длинного уик-энда в честь Дня Колумба или как?»), но тут Эмма решила предать нашу историю огласке и вызвать всеобщее сочувствие к себе.

Мистер Функе показывал на слайд на экране:

— Итак, если мы говорим про двадцать процентов дохода миллионера Марвина и он заработал в этом году шесть миллионов, какие алименты он должен выплатить Хныкающей Ванде?

И вот что сказала Эмма:

— Спросите Амелию. Она знает все про охотников за состоянием.

Мистер Функе, казалось, не заметил ее комментария, хотя все стали усмехаться, а мои щеки моментально покраснели.

— Может, все было бы лучше, научись твоя тупая мать выполнять свою идиотскую работу, — огрызнулась я.

— Амелия, немедленно ступай к мисс Гринхаус! — резко сказал мистер Функе.

Я встала, взяла рюкзак, но передний карман, где я хранила карандаши и деньги на ланч, был открыт, и оттуда на пол перед моей партой посыпались центы, даймы и четвертаки. Я чуть не бросилась собирать монеты, но решила, что остальным это покажется еще более забавным — дочь хапуги хватает деньги? — поэтому оставила монеты на месте и вышла из класса.

Я вовсе не собиралась идти в кабинет директора. Вместо этого я свернула направо и направилась в спортивный зал. В течение дня учителя физкультуры оставляли двойные двери распахнутыми на проветривание. Всего на одну секунду я запаниковала, что учитель увидит, как я ухожу из школы, но потом вспомнила, что меня никто не замечает. Я была для этого недостаточно важной.

За дверями школы я накинула на плечо рюкзак и побежала. Пересекла футбольное поле, миновала росшие рядом деревья. Я бежала, пока не добралась до главной дороги, разрезавшей город на две части, и только тогда разрешила себе замедлить шаг.

Аптека была последним зданием перед выездом из города, не думай, что я не рассматривала такой вариант. Я прошла по рядам. Сунула в карман батончик «Сникерс». А потом увидела кое-что получше.

Да, в школе я была невидимкой, но вот приходя домой, я все же видела себя. Я могла бежать сколько угодно, но никогда не убежала бы от этого.

Похоже, моим родителям не нужны были дети. Может, я смогу предложить им другой вариант.

Шарлотта

— Шон, утром я залезала на один сайт и узнала, что девушка с третьим типом сломала запястье, когда пыталась поднять половину галлона молока. Как ты можешь говорить, что Уиллоу не понадобится повышенный уход или помощник? И откуда на это возьмутся деньги?

— Тогда она купит две кварты молока, — возразил Шон. — Мы всегда говорили, что не позволим судить о ней по ограниченным возможностям, но ты делаешь как раз это.

— Результат оправдывает средства.

Шон подъехал к дому:

— Да, скажи это Гитлеру. — Он выключил двигатель; я слышала, как ты посапываешь на заднем сиденье. Чем бы ты ни занималась сегодня в школе, это совершенно тебя вымотало. — Я тебя не узнаю, — тихо сказал Шон. — Не понимаю человека, который это делает.

Я пыталась успокоить его после встречи с адвокатом Пайпер. Дача показаний так и не состоялась, но он ничего не желал слушать.

— Ты говоришь, что сделаешь для Уиллоу что угодно, но, если ты не можешь, тогда ты обманываешь себя, — сказала я.

— Значит, я обманываю, — повторил Шон. — Это я обманываю? Да это ты обманываешь! По крайней мере, ты так говоришь. И будто Уиллоу не поймет, что ты не всерьез говоришь перед судьей всякие ужасные слова. Я очень надеюсь, что ты и впрямь врешь. В противном случае ты соврала мне несколько лет назад, что хочешь сохранить ребенка.

Мы оба выбрались из машины. Я хлопнула дверью сильнее, чем следовало бы.

— Как удобно быть высоким и сильным, когда живешь в прошлом, да? А что насчет жизни через десять лет? Хочешь сказать, что когда у Уиллоу появится ультрасовременное инвалидное кресло и ее зачислят в летний лагерь для «маленьких людей», когда у нее на заднем дворе будет бассейн, чтобы наращивать костную и мышечную массу, и машина, приспособленная под то, чтобы ездить, как все другие дети ее возраста, когда нам не будет так важно, что страховая компания отказалась выплатить за очередной комплект шин, потому что мы можем заплатить сами, и тебе не придется работать двойную смену, — и ты говоришь, что она вспомнит, что было сказано в зале суда, когда она была ребенком?

Шон пристально посмотрел на меня:

— Да, я так и думаю.

Я отступила от него:

— Я слишком сильно ее люблю, чтобы отказаться от такой возможности.

— Тогда у нас с тобой совершенно разные способы проявления любви.

Он потянулся к заднему сиденью и отстегнул тебя. Твое лицо покраснело, ты медленно возвращалась из мира снов.

— Я выхожу из дела, Шарлотта, — сказал Шон, перенося тебя в дом. — Делай, что должна, но не тяни меня за собой.

Я уже не впервые подумала, что при других