Крошечное окно наверху не позволяло ничего разглядеть; ясно было одно — уже стемнело. Отсветы фонарных огней с парковки наполняли камеру жуткими тенями. У Люка отобрали часы и телефон, точного времени он не знал. Надо бы поспать, но как тут устроишься на узкой скамейке? Он хотел было снять ботинки — и передумал при мысли, что ступит на пол в одних носках.

В конце концов Люк кое-как улегся на скамейке под окном. Тени от решетки на потолке, казалось, ожили, совсем как облака. Люк любил смотреть на них с Уиллом и Мэй. Вот только эти тени совсем не походили на пушистых кроликов или придурочных Санта-Клаусов. В углу камеры притаилась мерзкая старуха, черное пятно у двери напоминало лужу крови…

Люк закрыл глаза рукой. Что же делать? Как доказать, что таблетки не его? Так всего можно лишиться — дома, детей, работы…

По крайней мере, в тюрьме сразу понимаешь, что в жизни самое главное. Когда он обнаружил, что Джесси — дочь доктора Нила, решил, что хуже быть не может. А теперь, потирая горевшие от наручников запястья, ругал себя, что оказался таким дураком. Да наплевать на этого доктора тысячу раз!

Пусть Нил Таунсенд помог Натали скрыть усыновление, а потом и смерть ее первенца, пусть эта история связала их навеки, пусть даже они договорились подослать его дочь в дом Ричардсонов, чтобы шпионить, — какая теперь разница? Натали больше нет, а ему нужно заботиться о детях. Он будет жить для них и перестанет постоянно думать об умершей женщине, которую любил так, что словами не передать.

* * *

В тот последний вечер, когда Натали была еще жива, Люк приволок в гостиную большой белый диван и поставил его рядом с койкой. Накануне он спал, сидя на стуле, и ее терзало чувство вины. Теперь Люк удобно устроился рядом, жена протянула руку, и он взял ее хрупкую кисть, пересчитав косточки на тыльной стороне.

— Как же хорошо, — вздохнула она. Из-под века, оставшегося без ресниц, покатилась слеза и спряталась в недавно появившейся морщинке. Люк любил целовать уголки ее глаз, воображая, будто они состарились вместе.

— Иди сюда! — Натали потянула его за руку, и Люк осторожно перебрался к ней. Она попыталась подвинуться, но сил не хватило.

— Поймал, — прошептал он ей в ухо.

— Спасибо. — Натали всегда благодарила его за все, что он делал. Ему хотелось крикнуть, чтобы не смела говорить ему спасибо. Разумеется, злился Люк не на жену, а на собственное бессилие.

— Я люблю тебя, — сказал он, уткнувшись носом ей в шею.

— Знаю. — Натали похлопала его по спине, будто утешала ребенка.

Тогда Люк пролил много слез, хотя старался сдерживаться. Ему хотелось, чтобы эти последние мгновения остались в памяти самыми счастливыми. Однако в тот вечер притворяться не было сил. Возможно, некий первобытный инстинкт подсказывал, что жена на пороге смерти.

— Напоминает о детстве. Когда мы были вместе, помнишь? Леденцов только не хватает… — Она вздохнула.

— Тебе не тяжело?

— Нет-нет. Хорошо, когда ты рядом. Я очень по тебе скучаю. Интересно, можно вернуться и начать все заново?

— Было бы чудесно. Как в видеоигре — стереть все и начать сначала…

Натали молчала. Люк решил, что она уснула. На ночь она принимала снотворное, чтобы боль так не донимала.

— Нет. Стерлись бы воспоминания. А это все, что у вас от меня останется.

— Мы никогда тебя не забудем. Я не забуду…

— Очень надеюсь, что ты не прав насчет природы смерти. Скажи, что мы еще встретимся.

Люк поднял голову и посмотрел ей в глаза. Лишь они не изменились после химии — остались синими и глубокими. Он давно уже ни во что не верил, но, глядя в эти сияющие глаза, которые заметил еще будучи мальчишкой-подростком — такие же, как у Мэй, когда та клянчила еще один блинчик, — Люк солгал.

— Конечно, увидимся. Обещаю.

— Спасибо, любимый! — Натали закрыла глаза, засыпая.

Когда ее дыхание выровнялось, он соскользнул с койки, укутал жену в ее любимое одеяло из овечьей шерсти, а сам лег рядом, на диване, и впервые за долгое время уснул по-человечески. Его разбудили первые лучи солнца, пробравшиеся из-за занавески. Натали уже не дышала. Он все проспал.

* * *

— Эй, к вам пришли, поднимайтесь!

Громкий окрик выдернул Люка из пучины воспоминаний. Он наскоро утер глаза — еще не хватало, чтобы они видели его слезы — и, прищурившись, попытался разглядеть, кого там принесло посреди ночи. У решетки в полицейской форме стоял Брайан Гурелла.

— Люк, привет! Как ты там? Я тебе ужин принес. — Брайан держал в руках поднос с завернутым в бумагу сэндвичем, яблоком и пакетиком сока.

Есть не хотелось, хотя с завтрака у него маковой росинки во рту не было. Тем не менее Люк подошел к двери и принял поднос из рук Брайана.

— Спасибо. — Он поставил поднос на лавку, особо не рассматривая, что там. В голове билась одна мысль — как поскорее выбраться отсюда и вернуться к детям.

Брайан участливо смотрел на него.

— Что произошло?

На его лице не было ни следа от привычного смешливого выражения. Напротив, он весь подобрался — коп, готовый к допросу.

— Бред какой-то. Серьезно. Остановили меня вроде как из-за разбитой фары, а потом я сам не знаю, что случилось… Что они тебе сказали?

— Извини, мне нельзя это обсуждать. С утра должен приехать твой адвокат. Я пришел просто по-человечески.

— Да, конечно. Мне вообще-то скрывать нечего. И все же?..

— Сказали, что нашли у тебя в машине таблетки, расфасованные в тару для распространения.

— Да я понятия не имею, откуда они там взялись!

— Так все говорят, Люк. Ни один еще не признался: мол, да, продаю наркотики. Мне даже не верится.

— Ты издеваешься? Мы ведь дружим с тобой лет десять! Я и не пью почти, какие наркотики! Ты бы сказал им, Брайан…

Одно дело, когда незнакомые люди тебе не верят. Но Брайан! Алкоголик, который бьет жену…

Тот подошел вплотную к решетке, и теперь они стояли лицом к лицу.

— Значит, хочешь, чтобы твой друг замолвил за тебя словечко, да, Люк?

Всякая надежда улетучилась. Все ясно. Брайан знал, что Люк звонил Деннису Бормету. Энни предупреждала, что ее муж отомстит, если Люк вмешается. Те таблетки — вовсе не таблетки Натали. Их подкинул Брайан.

— Энни приходила к тебе, наговорила всякого… А неделю спустя я лечу в Вашингтон, и мне говорят, что взяли на работу другого кандидата. Я, конечно, не инженер, но два и два сложить нетрудно. Сначала ты трахнул мою жену, а потом и меня поимел…

— Поверить не могу, что ты меня так подставил. Я же пытался тебе помочь, дал тебе рекомендации, но ты… ты издевался над ней.

— Глупости какие! У Энни с нервами не всё в порядке, разве не заметил?