Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неврастеничка. Не обращай внимания.
Они сели за столик на веранде и стали наблюдать восходящее солнце.
— Может, тоже куда-нибудь поедем? — предложил Грабор.
— Они сожгут дом.
На веранду заглянула Толстая:
— Ты наших ключей не видел?
— Мне срочно нужно позвонить в Израиль. Убери ряху.
Она ушла, захлопнув дверь от сигаретного дыма. Эва помогала ей в поисках, даже тени злобы не было на ее лице. Она размышляла вслух:
— К таксистам ездили на нас. На море ездили на нас.
— Их давно не было видно, — соглашалась Лизонька.
Адам подобрал фотоаппарат, валявшийся на склоне, — тот при ударе не треснул, но стал хлипким, расшатанным, возможно, еще работал.
— Портишь чужие вещи, — сказал он, внося фотоаппарат в комнату.
Поисками ключей занялись все четверо. Грабор ходил по дому, причмокивая. Он поглаживал рукой по подметенным столам, беззлобно приговаривал: «Идиотка, гомосексуалистка, все известно».
Эва поднялась наверх укладывать мальчика. Лиза сидела на стуле, обхватив голову руками.
— Мы звонить будем или нет? — высунулся Адам с веранды. — Какая там разница во времени?
Грабор поднялся:
— Лизонька, они никуда не могли исчезнуть. Мусор сегодня не выкидывали. Проверь мешки.
Толстая исчезла из поля зрения. Мужчины просидели на веранде два часа, дозвониться до Иерусалима не смогли.
— Грабор, ты не знаешь своего домашнего телефона. Как так можно жить?
— А чё мне его знать, когда меня нет дома? Пусть мне звонят.
Он поднялся на второй этаж, заглянул в комнату к мальчику. Прикрыл дверь, стараясь не скрипеть. Потом разделся и лег в постель рядом с Лизой.
— Простоволосая, — сказал он, разглядывая ее спутанные на затылке прядки. — Здравствуй, жопа, новый год. Мы с Адамом так и не дозвонились.
— Где наши деньги? Дурак… Выполняй свои обязанности…
Она раскудахтала ягодицы руками и как всегда была готова к полету.
Их разбудил Оласкорунский, вид у него был виноватый, сонный. На улице стемнело.
— Привет, миляга, — сказал Грабор. — Поспал?
— Она настаивает.
Толстая тоже проснулась, оценила ситуацию и процедила сквозь зубы.
— Додик, ты видел эти сраные ключи?
— Я хорошо знаю Грабора.
Тот поднялся с кровати, подобрал с пола трусы и, надевая их, сказал:
— Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят: и посмеются над своими страстями. Пусть они пожалеют сами себя. Пусть станут детьми, если серьезное для них еще существует. Разве Богу было грустно, когда его сына распяли? Если он Господь Бог, он бы улыбнулся. Он подарил себя людям. Он такого не делал. Боги не могут себе позволить ерунды.
— Вчера было можно. Теперь нельзя. Новый год, всё по-другому.
Грабор оделся, спустился вниз и прошел в гараж на улице. Монблан радостно встрепенулся. На веревках оставались лишь недосохшие джинсы, свитер и несколько пар носков. В свете одинокой лампочки без плафона ему напоследок чудилось родное. Доски, прислоненные к стене, старый комод, чужие велосипеды, ненужная машина для сушки белья. Сырой, нежилой уют. В гараже ему нравилось больше, чем в доме. Он вернулся в залу и только сейчас увидел Эву, свернувшуюся калачиком на маленьком диване, укрытую ершистой беленькой шубкой. Его одежда была аккуратно сложена на обеденном столе, поверх нее Стасик положил книжку с картинками бабочек, которую Грабор прислал ему на Рождество два года назад.
Ребенок сидел за компьютером, Грабор вернул книжку на полку.
— Играешь?
Он развернул Станислава к себе в вертящемся кресле и, улыбаясь, щелкнул его по носу.
— У вас игривый мальчик! Все время играет.
Поцеловал Эву в ухо:
— Не притворяйся, пьяница. Все-все-все. Отличная ночь. Здравствуй, жопа, новый год.
Роман Дмитриевич украинец, родился в 1874-ом году в Черниговской области, работал у помещика, а потом в шахте, женился в 1897-ом году, взял в жены Привалову Марию Васильевну, родился сын Михаил Романович, в 1900-ом году родился Иван Романович, в 1903-ем году родилась Ольга. Жили они уже в Донбассе, работал Роман в забое, возил уголь на четвереньках из шахты на-гора. В 1905-ом году родилась Надежда, а в 1907-ом году родился Андрей в Донбассе. Жили в бараке, там были сплошные норы, и вот, пятеро детей, стало жить тяжело в бараке, а Мария Васильевна, жена Романа, готовила шахтерам обеды, и вот в таких тяжелых условиях Роман отработал пятнадцать лет.
И в 1908-ом году он пошел в Сибирь ходоком. Их было пять братьев: Роман, Пегас, Александр, Василий и Карп, и еще две сестры: одна Устинья, а другая Федора. И вот они все переехали в Сибирь, все братья и сестры, и отец Дмитрия Романовича, и его жена переехали в Томскую губернию Болотинского района поселок Варламов Падун, вот там и обосновались. Стали там жить, в первую очередь поделали землянки и стали жить и строить себе хаты. Пегас и Роман приехали в Сибирь женатыми, только у Романа было много детей, а у Пегаса не было детей. Александр и Василий и Карп были еще молоды, Федора замужем, но она с мужем уехала дальше, в Красноярский край, Новоселовский район, Черная Кожа. Устинья еще была маленькая.
Роман с женой ходили в лес, валили лес на пахоту, а ребят пятеро оставались дома. Андрей был еще маленький, не ходил, старшие убегут гулять на улицу, Андрей лежит в ямке, в землянке, обмочится, обмарается и мух полно, голодный, грязный, целый день один. И вот приходят родители из леса и думают, что он, Андрей, уже умер или мухи съели, но он, говорит, еще жив, шевелит ногами в ямке мокрой. И потом пришла мать Романа и стала Андрея в травке парить, кормить, и Андрей ожил, стал ходить, а в 1909-ом году уже хату построили, и Мария Васильевна родила еще сына, Прокофия, и стало шесть детей.
Роман Дмитриевич оставил Марию в деревне, а сам пошел работать на транспорт, стал ездить кондуктором, и Пегас переехал в Болотную, стал работать тоже кондуктором, там и остался жить, а Роман вернулся, стал крестьянином. В 1912-ом году родилась у Романа дочь Марфа, уже семь человек, жили, работали, и в 1914-ом году родился еще сын Илья и в 1916-ом году еще родился сын Дмитрий, а Прокофий умер шести лет.
Михаила взяли в армию Колчака в 1918-ом году, и брата Романа Карпа. Они служили в Томске, а в 1919-ом году Михаил умер от тифа. Как получили телеграмму, так Мария Васильевна преждевременно родила еще мальчика, назвали Михаилом. Его накрывали два месяца на печке в шубе, и вырос мальчик. Александр женился, шесть человек детей было: два сына и четыре дочери. Сын Иван погиб в 1942-ом году на фронте, был директором в школе. У Василья тоже было тринадцать детей: две дочери и одиннадцать сынов, восемь детей вырастили, и в Отечественную войну один сын погиб — Костя.