Будто в подтверждение мысли в голове Басмача зазудело как в тот раз, когда мутант-мозгокрут дал о себе знать. Так же внезапно ощущение того, что в твоей черепушке кто-то копошится, пропало.

«Всё-то ты спланировал, человек-гора», – усмехнулся про себя Басмач. Телепат знал и про разговор со старушкой, и про план нападения на Айдахара, наверняка все знал и не помешал. А это значит… он не против избавиться от покровительства Айдахара. Чужими руками, естественно.

Избавим мы его от Айдахара – ему хорошо. Не получится, попадемся в руки черных солдат – так он, Адырбай и не при делах. Кто мы ему? Никто, калеки перехожие, бродяги, мусор рекой на берег выброшенный. Он нам ничего не велел, не обещал, не приказывал. Все жители стойбища подтвердят, даже под пытками. Да, и наверняка в поселении подосланный Айдахаром человечек найдется, и не один. Ох, и хитрец, однако, мутант-телепат Адырбай.

Подступившие сумерки были на руку. Потихоньку, ползком, замирая на месте, Басмач и Назар подобрались к стальной змее метров на двести. Ближе нельзя, заметят. Там кипела работа. Откатив борта, черные солдаты собирали сходни, сгоняли животных. Махина «АСКВ» натужно гудела, стреляла в небо струями пара. Зажглись прожектора. Все внимание световых кругов сосредоточилось на загоне и лошадях с овцами. Пара фонарей поменьше с крыши вагона прощупывала степь вокруг. Ярко-желтый, почти белый свет скользил по метёлкам ковыля, кустам караганника, и горкам свежей земли, оставленным кротами.

– Гляди, пацан, – тихо сказал Басмач, – ты ищи сестру, а я подползу под локомотив, заложу взрывчатку. Времени будет не много. Как бахнет, действуй. Расползаемся.

Работая локтями, останавливаясь, когда луч прожектора скользит над головой, Басмач и Назар разделились.

Проводив взглядом удаляющуюся спину Басмача – тот явно направился прямиком к локомотиву, – Назар залег за кустом караганника и наблюдал. Четверо охранников, растянувшись цепью, прогуливались вдоль всего поезда, и делали они это не спеша, лениво, держа оружие – самые настоящие «калаши» – в одной руке, еще и стволом вниз.

Куст и небольшая ложбинка хорошо укрывали его, но лежать там вечно Назар не собирался: луч мазнул над головой, охранник процокал подошвами сапог по крыше вагона. Следом должны пройти патрульные… Назар выжидал. В этой круговерти был ритм, как в музыке, что играла перед каждым обращением директора к жителям убежища в Академгородке. Главное, уловить разрыв между тем, как скользнет луч света, прошаркает охранник на крыше и…

Назар с низкого старта рванул вперед, чудом успев увернуться от луча прожектора, рыбкой нырнул меж колес вагона. Благо, сам поезд шумел – гудел и шипел паром – очень сильно, и то, как Назар шмякнулся на острые камни, никто не заметил.

Ушибленный локоть, и вся левая рука, стрельнув острой болью, следом онемела. Назар еле сдержался, чтобы не вскрикнуть, но обошлось. Сапоги патруля, поднимая пыль, прошли чуть не у самого носа. Нет, остановился. Назар закатился за огромное рубчатое колесо, и даже дыхание затаил. Постояв и поковыряв что-то на земле носком высокого сапога, солдат продолжил свое патрулирование.

Назар выдохнул. Онемевшая рука почти восстановила чувствительность, пальцы еще неприятно покалывало, но это мелочи. Главное, скорее доползти до последнего вагона. Именно там, еще на заводе, он заметил в зарешеченном окошке Майку. А может тогда просто показалось? Нет, точно ее русая голова мелькнула в окне, Назар отчего-то был уверен.

Ползти в конец поезда было бесконечно долго. Почти в кромешной темноте, так тем более. От колес жутко воняло тухлятиной, мазутом и еще черт знает чем. Монотонный гул машины и цокот подковки сапог на крыше вагона сводили с ума, нервы уже не выдерживали. Но Назар упорно пробирался вперед, низко пригибая голову, чтобы не расшибить лоб о торчащие из днища вагона, непонятные железяки.

Переползая остро пахнущую мертвечиной кучу, с торчащими в стороны ребрами, Назар, стараясь не вляпаться в жижу из тухлой крови и гниющего мяса, отставил руку далеко вперед, замер, пока патруль пройдет мимо, и лишь затем продолжил движение. Неожиданно под ладонью что-то шевельнулось, обвилось, сдавливая предплечье, тонко зашипело.

Назар не вскрикнул от неожиданности, не запаниковал, выдавая себя с головой и подставляясь под выстрелы охраны поезда. Нет. Едва различая в темноте пальцы, выхватил нож и махнул наугад, чуть выше, где темнота чернела сильнее, да к тому же мелко поблескивала. Отсвет прожектора скользнул под самое брюхо вагона: на земле, раззявив пасть с кривыми зубами, лежала голова змеи с обрубком, похожим на шланг. Тут-то его и проняло.

Брезгливо взмахнув рукой, сбросил еще шевелящиеся кольца, быстро отполз, прижался к колесу, держа окровавленный нож наготове, одновременно успокаивая зашедшееся от испуга дыхание. Остро хотелось встать во весь рост и бежать, куда глаза глядят. Мимо прошел патрульный.

Накатившая паника отступила, Назар облегченно вздохнул. И чего, спрашивается, испугался? Пятно света прожектора проскользило по краю брюха, выхватывая из темноты уже успокоившуюся змею, вернее, то, что осталось: песочно-серая, с черным пунктиром вдоль тонкого, как самодельная колбаса из печенки, тела. Ок-жилан или стрела-змея, ядовитая тварь – много тут таких. Именно поэтому Шимун строго-настрого запрещал лазать по кустам – очень уж эта змеюка на ветках висеть любит.

Теперь Назар полз и вовсе с оглядкой, подолгу рассматривая, куда ставит руку или ногу.

Поезд, наконец, закончился. Назар уселся за колесом последнего вагона. С торца в просвете между широкими колесами отчетливо виднелись ноги охранника. Тот не уходил, а просто стоял. На таком расстоянии от махины локомотива гул машины слышался не так сильно, и не ввинчивался в мозги, натягивая и без того обостренные нервы.

Назар покрепче сжал рукоять метательного ножа все еще в ошметках змеиных потрохов и налипшей земле. Сейчас он был уверен, что пустит его в дело без промедления. Осталось дождаться обещанного Басмачом взрыва.

Басмач без труда оказался под днищем поезда. Только лишний раз убедился, что никакого главаря в конвое нет, максимум подручный средней руки, вроде офицера. Это же войско? Значит, и офицеры быть должны. Иначе с охраной поезда не было бы так из рук вон плохо. Сам лично, Басмач бы выставил сплошное оцепление, чтобы и мышь не проскочила. Это же степь, здесь всякое может водиться.

Под самим локомотивом – вернее его хвостовой частью – было до ужаса жарко. Металл днища раскалился чуть не до красна, плюнь – зашипит.

Опасаясь, что динамит рванет сам, раньше времени попросту перегревшись, Басмач пополз дальше, ближе к «носу» «АСКВ», вдруг там холоднее? Так, впрочем, и оказалось. Хотя и здесь днище ощутимо поджаривало, он дотронулся до покатого металла и тут же отдернул руку – рука не терпит, градусов семьдесят, не меньше.

С машиной явно что-то не так, либо укатали Сивку крутые горки и термоизоляция реактора от старости дала «течь». Либо… О втором варианте думать не хотелось совершенно!

Конечно, из школьной программы по физике он помнил, что ядерный реактор в сущности – паровая машина, где разогретая вода вращает турбину. Вот только таким макаром могли фонить и сами радиоактивные, скажем, уран, или плутоний… короче, то, на чем вся эта махина работает, ощутимо при этом нагреваясь.