А хозяин стойбища все же «подслушивал», раз местный лекарь подоспела вот прямо когда надо. М-да, дела.

Басмач решил, пока есть время, насколько возможно рассмотреть стойбище Адырбая, благо никто ему в этом не препятствовал. Явно бывший колхоз или совхоз, ну или крестьянское хозяйство. Ведь коровники из красного кирпича не вчера построены, им сто лет в обед. Людей много, но в основном мужчины: черные от загара, поджарые, крепкие – настоящие степняки. Всадники на низкорослых лохматых коняжках пригнали отару овец и загнали в просторный загон.

Пацанята лет по тринадцать-пятнадцать, весело улюлюкая, побежали встречать пастухов, принимая коней под уздцы, расседлывая животных. Затарахтел старый двигатель, над ближним сараем поплыл синеватый дымок, и вслед за этим в длиннющий лоток в овечьем загоне из тонкой трубы полилась вода. Явно мотопомпу завели – цивилизация, однако. Где только горючку берут, вопрос…

Прогулявшись из конца в конец, ничего примечательного бородач не заметил: селение как селение. Много скота, много работников, снуют туда и сюда. Крепкое хозяйство, что ни говори. Большое, спору нет, со своими огородами. С делянкой вызревшей, но еще не убранной кукурузы на глазок эдак в половину гектара. Сытно местные живут, наверняка.

Лишь только скотины многовато для прокорма стольких поселенцев и хозяина-гиганта. И низкий забор, совсем.

Вокруг стойбища не оказалось высоченной, в три-четыре метра толстой стены с дозорными вышками и крупным калибром, как в любом городище, а лишь сложенная из самана и обмазанная глиной изгородь ну максимум по грудь. Местный хозяин и господин Адырбай-хан явно не опасался ни страхолюдной живности, ни лихих людей. Сильный мутант, оно и понятно. Наверняка силой мысли разгоняет по норам всех местных страховидов. Но Басмач все же заметил во время разговора, что хозяин чего-то боится. И смутно догадывался чего, а, вернее, кого.

Прохладный ветерок чуть поутих, зато разогнал тучи. Выглянуло солнце. Жидкая грязь в загонах тут же стала па́рить. Басмач же не находил себе места. Все встреченные так или иначе были при деле, Басмача вынужденное безделье угнетало. К блеянью овец и гомону ребятни, гонявшей подобие мяча из свернутой шкуры, примешался звонкий цокот. Басмач пошел на звук.

Обойдя длинное низкое здание, некогда бывшее коровником, он вышел на прямоугольный дворик с ушедшим в землю по середину катков гусеничным трактором. Явно советское наследие. Плоская дырчатая радиаторная решетка с двумя шкивами на самом «носу», буква «К», вписанная в большую шестерню, угловато-квадратная кабина, еле видная под ржавчиной надпись «Сталинец-80» на капоте и полное отсутствие гидравлики! Естественно, один из первых – после Великой Отечественной – тракторов Кировского завода, гидропривод – роскошь. Массивный нож-отвал на толстенных балках приводился в движение попросту тросом, простейшая маятниковая система. Правда сам трос от времени и ржавчины теперь больше походил на ежа из-за торчащих в стороны бурых проволочных игл. А звонкий перестук слышался уже совсем близко.

Кузня обнаружилась неподалеку.

Одноэтажная постройка из вездесущего красного кирпича, с распахнутыми настежь двустворчатыми воротами. Скорее всего кузня здесь была еще со времен колхоза-совхоза. Тому подтверждением был горн с когда-то электрическим поддувом и массивная станина механического молота. Седобородый, с головой, повязанной платком, голый по пояс коваль со звонким «дзанг» раз за разом опускал молот на малиновую от жара железяку.

Вид у кузнеца был совсем уж былинно-богатырский: широкий, мощный. В могучих руках тяжеленный молот так и порхал. Наверное, не будь коваль казахом с чуть раскосыми глазами, его вполне можно было принять за Илью Муромца. Помощника-молотобойца рядом не оказалось, то ли деталь была не сильно крупной, то ли еще чего. Только мальчик лет двенадцати время от времени подпрыгивал на кожаных мехах, раздувая угли в печи.

– Ассаламу-алейкум, – приветствовал Басмач, чуть поклонившись.

– Ва-алейкум-ассалам, – кивнул кузнец, отложив молот и вытирая пот. Басмач присмотрелся: на вид коваль был старше его самого лет на десять-двенадцать максимум.

– Можно, – Басмач кивнул на закопченную наковальню, – помогу? – Кузнец не ответил, лишь прогрохотав железом на верстаке, выудил средних размеров молот и протянул. Басмач скинул плащ и взялся за кувалду.

Брызги огня, звон непонятной железки, постепенно, с каждым ударом молота становящейся нужной в хозяйстве вещью. Кузнечное дело, почти забытое искусство. С каждым ударом, непонятная загогулина постепенно превращалась в умелых руках кузнеца в чуть загнутую, с широкой пяткой косу-литовку на глаз номера эдак четвертого – не большая и не слишком маленькая. Магазинов с рынками, где достать-купить, уже и не водится, лет двадцать как. А что делать, если для скотины требуется заготавливать сено? Оно конечно можно и серпом, только долго, да и его где-то взять требуется.

Отведя душу, Басмач отложил молот и уселся на низкий чурбачок, служивший ковалю табуретом. Пот с непривычки катил градом, руки налились гудящей тяжестью. Хорошо… Бородач оперся спиной о верстак, прислушиваясь к внутренним ощущениям и приводя мысли в порядок. Когда бездельничаешь, даже если и вынужденно, то почти всегда в голове собирается туман и мысли, будто слепые котята ползают взад-вперед, мордами тыкаются. Дельного ничего не придумаешь, так, баловство одно да придурь. От того и проблемы.

Немного хорошей, доброй и вполне мирной работы, и вот, голова уже в норме. Басмач оглядел помещение кузни, прищурился на кузнеца, осматривающего получившееся полотно косы.

– Ага, – обратился Басмач, – ножи делаешь? – Вопрос был скорее риторическим, все равно, если еще до Напасти подойти к токарю и спросить нарезает ли он резьбу.

– Ие, – степенно кивнул седой головой коваль, – неще?

– Метательный, – пояснил Басмач, и принялся рисовать пальцем на пыльном полу. Кузнец замахал руками и подал кусочек извести и лист жести. Минут пять Басмач старательно вырисовывал на жестянке форму метательного ножа в натуральную величину: тяжелое, почти треугольное лезвие, и узкая длинная рукоять.

– Бес пшак, – Басмач показал пять пальцев, и ткнул мелком в жестянку. Коваль как будто понял, что требуется изготовить пятерку метательных ножей, закивал головой.

А дальше, начался самый обычный и наглый торг. Кузнец, проговаривая на казахском число, тут же показывал на пальцах, мол, за один нож пять патронов. Басмач, несмотря на потерю дедовского ружья и избыток цилиндриков двенадцатого калибра, с такой ценой был не согласен и предлагал два патрона за нож. Через полчаса, окончательно охрипнув, сошлись на трех патронах жакана за один нож. Итого, пятнадцать за всё. Ударили по рукам. Басмач пообещал зайти за заказом завтра к вечеру, на том и порешили.

После жаркой от торга и горящего горнила кузни, улица совсем уж неприятно холодила. Басмач накинул плащ, поежился, и отправился проведать Назара. Времени, конечно, прошло всего ничего, но мало ли. Лучше проверить.

В помещении местного лазарета пахло травами вроде полыни, девясила, мяты, еще чего-то. И до рези в глазах шибало овечьим жиром. Этот тягуче-приторный запах не спутать ни с чем. Но было чисто. Стояли рядком пять или шесть коек, стародавних, панцирных и сейчас пустующих. Видно местные не болели. А вот одну, чуть отстоящую шконку занимал укрытый под самый подбородок шерстяным одеялом Назар. Его трясло, он откровенно стучал зубами, пытаясь зарыться под покрывало с макушкой. Но стоящий рядом санитар раз за разом стягивал одеяло назад и промокал тряпкой выступающие крупные капли пота со лба парня.