Если беременной удавалось избежать внимания надзорной инстанции или если семья отказывалась следовать «политике одного ребенка», им приходилось платить жуткую цену. Власти выдавали лишь одно свидетельство о рождении ребенка на семью, и никакой иной ребенок такого свидетельства получить не мог. Ребенка, рожденного не по разрешению, для властей не существовало. Он не мог ходить в школу. И работу он тоже не мог найти.

И власть, желающая поставить под тотальный контроль своих граждан, не могла признать всемогущего Бога! Любая религия, призывающая к послушанию и верности Кому-то (видимому или невидимому), бывшему над властями земными и вне их, подрывала их опору. Это была угроза, ее нельзя было допустить, – вот ее и не допускали.

И я понял, как опасно было в Китае просто сказать: «Иисус есть Господь». Вера била в самое сердце власти.

* * *

Из других бесед я начал усваивать еще один назидательный урок.

Власти бросили в тюрьму пастора домашней церкви, отца семи детей, и заключили его жену под домашний арест. Ей дозволили покидать дом только для того, чтобы выйти в магазин или на местный рынок. Но для нее это большого значения не имело: денег на еду все равно не было. Чтобы раздобыть пищу, ей пришлось полагаться на верных прихожан.

Когда она выходила на деревенский рынок, на ней поверх одежды был мешковатый холщовый халат с большими карманами. Она медленно шла сквозь толпу, будто прохаживалась между прилавками, и ее то слегка толкали, то дергали за одежду и так до тех пор, пока она не уходила. И к тому времени как она добиралась домой, ее карманы были полны помидоров, луковиц и всякой другой еды. Иногда там были деньги. И когда она приходила домой, еды хватало точно на восьмерых.

Временами, когда ее семеро детей голодали, мать порой с удивлением находила на пороге своего дома цыпленка. Как-то раз ее старшему сыну предложили работу в близлежащем городе – и так случилось, что у парадного входа в дом стоял прислоненный велосипед. Он словно с неба свалился, а юноша теперь мог ездить на работу и обратно.

У сети домашних церквей не было ни зданий, где могли бы собираться верующие, ни скамей, где те могли бы сидеть на воскресных утренних службах. Но прихожане совершенно точно знали, что значит любить и заботиться о своих.

Они знали, что значит быть церковью друг для друга.

Их пример мог вдохновить других верующих и бросить им вызов. Так и случилось – и намного раньше, чем я смел того ожидать.

Только сменная пара белья

Из южного Китая я перелетел в крупный город другой провинции. В аэропорту меня встретили двое друзей Дэвида. Как только я проскользнул на заднее сиденье их автомобиля и спрятался от посторонних глаз, один достал сотовый, позвонил и коротко сказал: «Гость прибыл. Везем. Место четыре, время семь».

Он завершил звонок и пояснил, что в целях безопасности их движение разработало систему числовых кодов, которой они пользуются, когда нужно обсудить по телефону вопросы перевозок и передвижений. Они не называли ни имен, ни адресов, разве что при абсолютной необходимости. Даже если власти прослушивали в тот день его телефон, они не могли разгадать наши планы. Друг моих провожатых работал с теми же кодами и точно знал, куда и когда мы приедем.

Ближе к вечеру, как только мы влились в плотный поток машин, заполнивший главную транспортную артерию города, водитель замедлил движение и совершенно перестал торопиться. До поздней ночи мы словно бесцельно петляли по городу и округе, и мне хватило времени познакомиться с попутчиками. Наконец мы остановились в центре города, у комплекса административных зданий: вдаль тянулись целые акры коробок, маячивших на фоне звездного неба.

Я держался рядом с проводниками, пока те поспешно шли сквозь ночь к задворкам многоквартирного дома. Они впустили меня через заднюю дверь и направили вверх, по темной лестнице, а потом тихо постучались в дверь одной из квартир.

Та отворилась, и меня радушно пригласили в компанию семи пасторов и странствующих проповедников. Четверых, как я вскоре узнал, только-только выпустили из тюрьмы, где они отбывали срок за веру. Чтобы переговорить со мной, они на несколько дней задержались в городе, но после нашей встречи им предстояло отправиться домой, к семьям. Один из них изъяснялся на сносном английском и переводил. Наши встречи длились несколько дней.

* * *

В эту часть города иностранцам входить не позволяли, и я сидел в четырех стенах. Китайцы свободно входили, выходили и гуляли на свежем воздухе. Еду готовили на газовой плите с одной конфоркой; за продуктами ходили в ближайший магазин.

Четверка недавних пленников явно наслаждалась свободой, а истории их были примечательны.

Особенно меня заинтересовал пастор Чанг. Ему было восемьдесят три, и он уже три дня как был на свободе. Всю свою взрослую жизнь он проповедовал Евангелие и наставлял в нем, но за эту привилегию платил высокую цену. Он помнил еще первые дни коммунизма, когда новое правительство Председателя Мао попыталось очистить страну от христиан и западного влияния в целом.

Миссионеров выдворили из Китая в одночасье. Здания церквей заколотили или превратили в бордели и кабаки. Арестовали тысячи верующих и основателей церквей – таких как пастор Чанг. Их отправляли в трудовые лагеря или на программы перевоспитания.

Пастора Чанга сажали в тюрьму трижды. Первый раз он попал туда, когда стал верующим. Второй раз – за приведение других людей к вере в Иисуса и за основание церкви. В третий раз – за то, что возглавил движение домашних церквей.

В Китае это было в порядке вещей. Если честно, арест для верующих был делом обыденным: в тюрьме их тоже окружали христиане, и они сходились в маленькие группы, стремясь общаться и учиться. Они поддерживали друг друга, разделяли веру, обращали в нее других заключенных, создавали малые церкви в разных частях тюрьмы… Удивительно, но церкви насаждались внутри китайских тюрем!

В тюрьмах к вере приходило бесчисленное множество людей, и когда их освобождали, те возвращались в родные общины, рассеянные по всем районам и провинциям Китая, а там либо присоединялись к местной домашней церкви, либо помогали образовать еще одну. Домашние церкви распространялись по Китаю, как степной пожар.

Дэвид Чен уже дал мне великолепный обзор истории и влияния христианства в Китае. А я провел дополнительное исследование. Мне казалось, я достаточно хорошо понял главные исторические тенденции и познал вехи развития христианской веры в