Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− И что? − вдруг спросил Артэм, обнаруживая свое присутствие.
Болтающие подростки тут же напряглись, но прятаться было уже поздно.
− Давайте я расскажу вам правду, − проговорил он, присаживаясь на краешек стола подле ребят. − Моей матери нет рядом с ним с самого моего рождения. За всю свою жизнь я никогда не видел отца счастливым. Ни одна женщина не бывала в нашем доме, не было ни одного романа и ни одной сплетни, пока не появилась Камилла.
Он посмотрел на того, кто посмел назвать его отца лицемером и, глядя ему в глаза, продолжил:
− Он не крутит с ней роман, он живет с ней. Он заботится о ней, и я впервые вижу в его глазах проблески счастья.
Он выдохнул, понимая, что должен был все это сказать самому себе, а не этим ребятам, которые все равно ничего не поймут.
− У моего отца есть причины не вступать в брак, но нет причин не любить. Хотите − верьте, хотите – нет. Отношения моего отца и Камиллы Верен честные и настоящие.
Тихий шепот и хихиканье стало ему ответом. Артэм вздохнул, спрыгнул на пол, сделал несколько шагов, а после резко развернулся.
− В следующий раз, если я услышу от вас нечто подобное, вместо объяснений вызову вас на бой, а мечом я владею не хуже печатей.
Сказав это и не дожидаясь реакции, он поспешил удалиться, осознав все для себя самого. Перед его глазами мелькало множество разных сцен из детства. Он вспоминал минуты своей слабости и беспомощности, когда отец защищал его. Ему вспоминалось, как совсем маленьким во время болезни он тянулся к отцу, а тот отменял все дела, чтобы посидеть с трехлетним Артэмом. Ему вспоминалось, как он бежал к отцу и говорил: «Хочу в Кергут на выставку минералов!», а тот становился серьезным, доставал записную книжку, что-то выискивал и говорил: «В следующую субботу, ладно?» − и оставалось только дождаться субботы. Он даже сам однажды слышал разговор отца с коллегами: «Я не могу, я уже обещал сыну». Он слышал смех в ответ, но в выражении лица Стенета ничего не менялось. Тогда зачем сейчас Артэм думал о непонятных деталях прошлого? Что он хотел для себя решить, если у него был отец, который всю свою жизнь посвятил ему?
Вот только что теперь, с появлением этой странной женщины? Зачем она сказала эти страшные слова? Он не сын Аврелара? И что теперь? Артэм не представлял и не хотел представлять другого отца. Он действительно был сыном Стенета, может и не по крови, но по манере, по науке, по развитию. Он стал невольным продолжением Стена, его наследником, и это было так очевидно, что никто не смог бы это оспорить. Мальчик как губка впитал в себя каждую отцовскую мысль, пропустил ее сквозь себя и осознал.
Теперь пришла какая-то женщина и отняла у него все. В тот миг Артэму впервые за многие годы захотелось рыдать. На глаза наворачивались слезы. Он кусал губы и держался, но в дверь его комнаты постучали. Мальчик вздрогнул, и с ресниц сразу сорвались крупные капли соленой воды. Он спешно вытер их руками и вжал голову в плечи. Теперь в его голове всплывали всякие страшные, дикие истории о том, что бывало, когда отцы узнавали, что их дети – совсем не их дети, и ему становилось жутко, а главное стыдно и за эти мысли, и за свое происхождение, молчание, свои сомнения в прошлом и отчаянье в настоящем.
− Артэм, можно я войду? – спросил тихий голос, хотя дверь была не заперта.
Ему хотелось кричать, ругаться, отчаянно требовать, чтобы его оставили в покое, но в памяти всплыл Лейн, и сразу стало мерзко от возможной схожести с ним.
Дверь все же тихо приоткрылась.
− Сынок, я…
Стен не знал, что говорить, но сам того не понимая, случайно сказал самое главное. Артэм рванулся к нему и крепко обнял, тихо всхлипывая.
− У меня никого кроме тебя нет, отец. Ты один – моя семья, − пробормотал он. − Ты ведь не откажешься от меня?
Сильная рука легла на голову ребенка.
− Ты для меня родной, был, есть и будешь, − спокойно ответил Стен.
Он шел сюда, думая, как объясниться с сыном, как попросить прощения за свою ложь и не потерять своего ребенка.
− Ты знал? − поразился Артэм, понимая, что в отце нет ни малейшего смятения по этому поводу.
Отстранившись, он внимательно посмотрел в отцовские глаза, поражаясь их спокойной печали. Ему показалось, что на него смотрел тот прежний раздавленный человек, словно одним своим видом эта женщина отменила все, что достигалось годами напряженной работы над собой.
− Нет, я не знал. Просто когда ты родился, об этом говорили так много и столько всего предполагали, что я имел возможность подумать даже об этом.
Губы Артэма задрожали.
− А я знал, − прошептал он.
− Знал? − удивился Стен.
Мальчик кивнул и пошел к столу, где среди рабочих бумаг хранились разные выписки их архива. Не говоря ни слова, он протянул эту папку отцу.
− Прости, что я ничего тебе не сказал, но…
Листая документы, Стен внезапно стал находить факты, о которых даже не догадывался. Так он никогда не знал, что его Анне обладала даром чувствовать Тьму, не знал, что она служила ордену, а главное не мог даже предположить, что перед своим исчезновением она напишет отчет о том, что родила ребенка от одержимого.
− Вот почему я знаю темный язык, − дрожащим голосом прошептал Артэм. − Вот почему она хотела убить меня. Наверно из-за этого Ричард мне был роднее Лейна и вот почему я такой…
Голос его дрогнул. Стенет просто крепко обнял мальчика.
− Но ты не темный, не одержимый, − сказал ему Стен. − Ты мой сын, и ты человек, особенный человек. Ты талантливейший заклинатель.
Артэм зажмурился от боли, позволяя последним слезам упасть с ресниц, и просто прижался к человеку, которого всегда хотел считать отцом.
Артэм злился, долго метался, много думал, но его больше не трясло от собственных мыслей. Он точно знал цену всему в своей жизни, а потому спокойно вернулся к работе и старательно делал вид, что ничего не произошло. Стен его в этом поддерживал. Они говорили вечерами, даже не касаясь этого вопроса, но мальчик не мог не заметить, что между его отцом и Камиллой что-то изменилось. Стен редко смотрел на нее, старался не встречаться с ней взглядом, не касался вскользь ее руки. Она все больше молчала и частенько смотрела куда-то в сторону, но вмешиваться Артэм не стал, понимая, что его это не касается.
Отношения Стена и Камиллы действительно дали трещину. Они не ссорились, не выясняли отношений после появления Анне, но что-то изменилось в глазах Стена. Они постоянно хмурились и покрывались неясной густой пеленой. Ему не было больше покоя, он обнимал Камиллу и не чувствовал тепла не от того, что изменились его чувства, а от того, что боль терзала его сердце, меняя все, что было прежде.