Но тут приехали кулеврины. Фейерверкер, имени которого генерал не помнил и который ехал верхом впереди пушек, подскакал к генералу:

— Капитан Пруфф просил передать, что скоро будет, как лошадей поменяет.

— Скоро — это когда? — раздражённо спросил Волков.

— Он тут рядом, только тут подъём крут, лошадки не тянут уже, сейчас свежих впрягут, и сразу будет. А мне что делать, господин генерал?

Волков не успел ответить, за него спросил Роха:

— В арбалетчика попадёшь?

Фейерверкер бросил короткий взгляд на тот берег реки, что был весь густо заставлен павезами арбалетчиков.

— Двести шагов? А чего ж нет? — отвечал артиллерист уверенно. — Пристреляюсь, буду попадать.

И он, и Роха, да и другие офицеры, что тут были, ждали его решения.

— Хорошо, постреляй пока по арбалетчикам, но поставь пушки так, чтобы ядра, если пролетят мимо них, улетали в их пехоту, — сказал генерал.

— А… Вот как, чтобы если в арбалетчиков не попаду, так чтобы доставалось пехоте…, - фейерверкер стал приглядываться. — Умно, господин генерал, тогда поставлю кулеврины прямо правее вас. Так как раз правильный угол будет. Да. Как раз хорошее место, коли арбалетам не прилетит, так прямо по копытам пехоте придётся.

«Может, артиллерия меня снова выручит. Иного я и не вижу. Да, стоят они хорошо, как раз под картечь построились, сам к ним больше не полезу, пусть их Пруфф поубивает немного, а там, к вечеру, будет видно».

Быстро кулеврины отцепили от лошадей, лошадок увели, с обозных телег уже сгружали тяжеленые, хоть и маленькие, бочонки с ядрами. И тут же снимали средние бочонки с порохом. Банники, пыжи, вёдра, совки для пороха, каждый артиллерист знал, что ему делать, и всё делал быстро, но Волкову казалось, что они копаются. Копаются и копаются. Делают непонятные и ненужные движения. Кого-то с вёдрами отправили к реке за водой, подальше от арбалетчиков врага.

И только тут артиллеристы стали окапывать колеса у пушек, стали примеряться, прикладываться щеками к стволам, прикидывая направление огня. Наконец высыпали небольшие, величиной с маленькое яблоко, ядра. Вскрывали бочонки с порохом. Ну вот уже и начали пыжи из рогожи комкать… Волков и все остальные офицеры, да и все, кто мог, в том числе и враги, только и делали, что смотрели на артиллеристов. Полки стояли выстроившись, стрелки лениво перестреливались с арбалетчиками, но все теперь ждали главных выстрелов. Даже горожане, что прибегали к реке или выглядывали из окон, все ждали начала главного действия. На одном берегу реки с замиранием сердца от страха, а на другом берегу реки — с радостным нетерпением, с ощущением приближающегося возмездия за первые потери у моста.

«Да как же вы медлительны. Быстрее уже, быстрее».

Ну наконец канонир приник к пушке, порох, пыж, ядро внутри, у запального отверстия уже насыпан порох.

— Пали по готовности! — кричит фейерверкер.

И вот канонир отрывается от орудия, встаёт, берёт у своего помощника тлеющий запал. Крестится и подносит запал к запальному отверстию.

Паммм…

Большое белое облако поплыло в сторону юга. Волков видел, как ядро ударило в самый край обрывистого берега. Он поморщился. Глупо, конечно, было ждать, что первое же ядро угодит в цель, но ему очень этого хотелось. Тут же бахнула вторая кулеврина. И тоже в берег.

«Криворукие и кривые».

Он не успел перекинуться и парой слов с Максимилианом, как, к его большому удивлению, фейерверкер прокричал:

— Пали по готовности!

Оказывается, первое орудие уже было готово. Снова канонир крестится. Снова звонкий выстрел. На это раз выстрел неплох, ядро, пролетев меж больших щитов арбалетчиков, чиркнуло по мостовой, кажется, выбив искру, и залетело в строй горцев. Строй качнулся.

— Попали! Господа, вы видели? — воскликнул Румениге. — Жрите, ублюдки, это вам за фон Каренбурга!

Генерал поворотился к нему с неодобрительным взглядом, как и знаменосец. Опытный уже Максимилиан смотрел на юнца осуждающе и говорил холодно ему:

— Ваша радость преждевременна, господин Румениге.

За молодого человека из своей свиты, да за раненого офицера, да за три десятка солдат Волкову одного попадания было мало. И он сказал:

— Господин Румениге, выясните, что там с господином Фейлингом, я не видел его с тех пор, как он поехал к мосту.

Но с другой стороны, он рад этому простому восторгу, а то господа попритихли, в лицах поменялись, после того как Габелькнат, который ходил на мост с колонной, пришёл и сказал им, что фон Каренбург убит.

Только что, час назад, юнцы ещё шутили, и вот раз… И нет твоего товарища, а валяется он в исколотых латах, в кровавой, уже чёрной луже у ног подлых врагов. И даже почести не воздать должные храбрецу. Как тут не приуныть молодым людям.

«Ничего, сам просились, говорил им, что война — не шелест знамён и звон серебра, что ремесло то тяжкое, которое с кровью об одной руке идёт и смертью по другую руку. Так думали, дураки, что минет их чаша сия. Вот пусть и изопьют её. И знают, что это только начало».

Тут снова ударила кулеврина, и на сей раз досталось одному из арбалетчиков. Ядро ударило в павезу. Щит разлетелся в щепки, а арбалетчик покатился по мостовой. Он с трудом стал подниматься, ему помогали товарищи, уводили под руки его, шатающегося. А он на ходу снимал с головы шлем. На месте, где раньше стоял красивый щит, теперь валялись разбросанные арбалетные болты, арбалет да щепки.

«Ещё одна гнида горная отвоевалась!»

А тут, как раз кстати, шестёрка лошадей, напрягая последние силы, втянула на пригорок картауну, а за ней следом на меринке въехал и сам капитан Пруфф. Он, даже не подъехав к генералу, проехал дальше, к берегу реки, к мосту, к полкам. Там остановился, оглядываясь. Всматривался то в построения врага, то назад, то по сторонам. Он искал места для орудий. А тут уже и лаутшланг приехал, сапёры Шуберта поднялись, за ними последние телеги, а за ними и сотня охранения.

Волков даже улыбаться стал. Немного. Он улыбался оттого, что знал, о чём сейчас думает враг. Эти поганые еретики думали, что дали ему отпор, радовалась, что побили у него много людей. Думали, что ему не под силу перейти мост. А как приехали кулеврины, настроение у них подпортилось, а уж теперь… Они и вовсе приуныли, увидав настоящие пушки. Генерал был в этом уверен. Нет, офицеры их крепки, сами они ещё хорохорятся, но теперь эти ублюдки понимают, что они ответят за каждого убитого или раненого ими. Сторицей ответят.

Он говорит Кленку:

— Капитан, подведите своих людей ближе к мосту.

— Прикажете готовиться к атаке? — настороженно спросил ландскнехт.

— Нет, хватит на сегодня уже атак, — отвечал генерал, — но пусть они знают, если только решат отойти из-под огня хоть на сто шагов, вы сразу пойдёте на мост. Пусть они так думают.