Она стояла в вагоне и неизвестно чему улыбалась. Никогда ещеГрейс не ощущала себя такой взрослой, такой независимой – настоящей хозяйкойсобственной жизни. Впервые никто не контролировал ее, не угрожал, не пыталсяпричинить ей боль. Никому ничего от нее не было надо. Она могла делать, что ейзаблагорассудится.

Субботними вечерами она ходила за покупками, баловала себяконфетами и печеньем из ближайшего магазинчика, ходила по картинным галереям, апару раз съездила даже в Сохо. Ей нравилось в Нью-Йорке буквально все. Оналакомилась сладостями на Мотт-стрит, прогуливалась по итальянским кварталам. Анесколько аукционов, на которых она побывала, привели Грейс в восторг.

Прошел всего месяц со дня ее приезда, а у нее есть уже иработа, и квартира. К тому времени она уже купила почти все, что нужно было, измебели. Вещи не были ни суперэлегантными, ни сверхмодными – они были простоудобными. Дом, в котором она жила, был старый, но очень чистый. В квартире ужебыли занавески, а стены были отделаны добротными бежевыми панелями, прекрасногармонировавшими со всей купленной мебелью. Тут были и гостиная, и маленькаякухня со специальной нишей для обеденного стола, небольшая спальня и ванная.Словом, тут было все, чего только могла пожелать Грейс, и она была тут хозяйкой.Никто не мог ничего у нее отнять, ничего испоганить.

– Ну и сколь милостив к тебе Нью-Йорк? – спросилее инспектор по кадрам, встретив за ленчем в кафетерии при офисе. Она бывалатам лишь в плохую погоду, да еще перед самой зарплатой, когда поджимали средства.Обычно девушка предпочитала во время ленча прогуливаться по Мидтауну.

– Я от него без ума. – Она улыбнулась.

Инспектор был мал ростом, стар и лыс, к тому же любилрассказывать о своих пятерых детях.

– Рад за тебя. – Он улыбнулся в ответ. –Слышал о тебе прекрасные отзывы, Грейс.

– Весьма польщена, спасибо.

Самым привлекательным для Грейс в этом человечке была егонежная привязанность к жене, а еще полное отсутствие интереса к ней самой.Впрочем, ею не интересовался ровным счетом никто. Никогда прежде ей не было такуютно и спокойно. Люди вечно спешили по своим делам и, похоже, о сексевспоминали лишь в последнюю очередь, если вспоминали вообще… Том и Билл, двоемладших совладельцев, не составляли исключения. Она могла бы бытьдевяностолетней старухой – они и тогда глазом бы не моргнули, лишь бы онаисправно работала. Конечно, они были милы с ней, но их интересовала толькоработа. Они порой засиживались до восьми, а то и до девяти вечера. Грейссомневалась даже, что они каждый вечер видели родных детей. Они порой дажеявлялись на фирму во время уик-энда, когда спешно надо было составить отчет длястарших партнеров.

– А какие у тебя планы на День благодарения? –спросила ее как-то старшая секретарша в середине ноября. Это была милая пожилаядама, раздавшаяся в талии, с полными ногами, но удивительно милым лицом,обрамленным седеющими волосами. Она никогда в жизни не была замужем. Ее звалиВинифред Эпгард, но все называли ее просто Винни.

– Никаких. Но я что-нибудь придумаю, –успокаивающе сказала Грейс. Выходные и праздники никогда не были ее коньком…

– Не поедешь домой?

Грейс покачала головой, не объясняя, что ехать ей не к кому.Квартира теперь была ее домом, и она ощущала себя вполне самодостаточной.

– Я еду в Филадельфию навестить маму, а то пригласилабы тебя к себе, – извиняющимся тоном промолвила Винни. Это былаклассическая старая дева: она обожала и работу, и всех сослуживцев. Правда,порой квохтала над ними, словно наседка над выводком, за что ее нередко любовнодразнили. Винни вечно всем напоминала, что надо взять зонт, если шел снег илисильный дождь, а еще предупреждала о надвигающемся урагане, если кому-топриходилось возвращаться домой за рулем в поздний час.

Иные отношения сложились у Грейс с Томом и Биллом. Те,казалось, просто ее в упор не видели. Она даже задумывалась порой: уж неказалась ли им опасной ее юность или же они боялись огорчить любимых жен?Вероятно, Винни в этом плане не представляла для них никакой угрозы, простобыла удобна. Но это крайне мало значило для Грейс. Они ни разу не спросилидевушку ни о чем, кроме служебных дел, и если они порой пошучивали с Винни, тово время разговора с Грейс лица у них делались каменными. В такие моменты Грейснеизвестно почему вспоминала Боба Свенсона. Но невзирая на все это, работатьздесь ей очень нравилось.

За неделю до Дня благодарения она задержалась в офисе вовремя обеденного перерыва, чтобы позвонить по личным делам. Она давно ужесобиралась этим заняться, но ее отвлекало обустройство квартиры. И вот теперьнастало время начать расплачиваться со старыми долгами. Грейс намереваласьзаниматься этим до конца дней своих в память о людях, которые так помогли ейкогда-то.

И вот Грейс нашла наконец то, что искала. Приют именовался«Убежище Святого Эндрю» и располагался в Нижнем Ист-Сайде, в Деланси. Руководилприютом молодой священник, он и пригласил Грейс туда в воскресенье утром.

Она доехала на метро до Лексингтона, сделала пересадку исошла в Деланси. Остальную часть пути Грейс прошла пешком. Прогулка была не изприятных – девушка отметила это сразу же, как оказалась в этом районе. Какие-томрачного вида бездельники слонялись взад-вперед по улицам, повсюду,покачиваясь, бродили пьяные, а некоторые просто валялись на тротуарах. Тут восновном располагались склады, многоквартирные дома для бездомных и обшарпанныемагазины с тяжелыми железными воротами. Тут и там стояли брошенные автомобили ишатались толпы хулиганского вида ребятишек. Они тотчас же уставились на Грейс изашептались но подойти так и не посмели. И вот наконец она добралась до «УбежищаСвятого Эндрю». Это был старый кирпичный дом, который, казалось, скоро рухнет,с облупившимися дверями и вывеской, чудом держащейся на какой-то ржавойпроволоке. Но Грейс видела, что здесь Кипит жизнь, – люди входили ивыходили, в основном это были женщины с детьми да еще несколько совсеммолоденьких девушек. Одной на вид было не больше четырнадцати, но Грейсзаметила, что девочка на сносях…

Вокруг столика регистрации она заметила трех молоденькихдевушек – они оживленно щебетали, а одна подпиливала ноготки. И вообще шумздесь стоял такой, какого Грейс еще слышать нигде не приходилось. Визжалиребятишки, кто-то громко спорил – тут были и белые, и черные, и китайцы, ипуэрториканцы. Это была копия Нью-Йорка в миниатюре.

Она назвала фамилию молодого священника, с которымсозванивалась накануне. Ждать ей пришлось долго, но она не теряла времени исразу же начала присматриваться к здешним обычаям. А когда священник наконецпоявился, то оказался парнем в джинсах и заношенном до дыр свитере изнекрашеной пряжи.

– Отец Финнеган? – подозрительно спросила Грейс.Вид у него был слегка озорной, а уж на священника он никак не походил. Волосыего были ярко-рыжими, и вообще он смахивал на мальчишку. И лишь еле приметныеморщинки под глазами, теряющиеся в море почти оранжевых веснушек, щедрорассыпанных по светлой коже, свидетельствовали о том, что он куда старше, чемкажется.