– Где ее тело?

Хороший вопрос. Из соображения, чтобы не видеть страшных снов, я не задавала его графу.

Тут же кто-то вспомнил, что после моей мнимой кончины, оказывается, состоялись мои вполне реальные похороны, причем в закрытом гробу. Это дало дону Санчусу возможность предположить, что вместо меня похоронили Литицию Альвару. Он написал письма королю и кардиналу с просьбой разрешить ему вскрыть могилу. И очень скоро получил решительный отказ.

Поняв, что без трупа дядя не в силах доказать факт самого убийства, Альвару наплел ему о том, что жена на самом деле сбежала с одним из рыцарей, пропавших приблизительно в это же время, после чего он воспользовался случаем и забрал меня к себе. Всем было известно, что я и Альвару состояли в любовной связи много лет. Сам король дал показания о том, что Альвару поклялся на их с Инес венчании сделать своими наследниками прижитых со мной детей.

Я не знала о показаниях моего любовника, но догадалась, что ветер заметно изменился и теперь наше судно неслось уже не прямиком на скалы, как вначале, а в обход оных. Нас сразу же начали лучше кормить, хотя и не разрешали еще видеться.

Когда в тюрьму, где мы томились уже месяц, явился сам король, Альвару бросился ему в ноги, слезно умоляя пощадить хотя бы меня. Зная слабость дона Педру к кодексу рыцарской любви и памятуя его неугасаемую страсть к Инес, Альвару заливался соловьем, расписывая свои злодеяния и мою невиновность. Подобный прием должен был растрогать чувствительную душу короля.

В конце визита они обнялись, как в старые добрые времена. Тут же был внесен небольшой столик, на который слуги поставили лучшие яства, что только сумел раздобыть для нас начальник тюрьмы. Мне дали горячей воды и гребень, вернули украшения, после чего, кое-как приведя себя в порядок, я смогла присутствовать на торжественном обеде, устроенном доном Педру в нашу с Альвару честь.

Тем не менее о полной победе говорить пока не приходилось. Король не без основания опасался, что церковный суд может возроптать против решения своего монарха отпустить нас. Слишком тяжело было обвинение в самозванстве. Кроме того, до сих пор еще не нашли всех слуг графа Альвару, уволенных после того, как тот забил насмерть свою супругу. А значит, в любой момент нас могли призвать к ответу снова.

Обливаясь слезами, король сообщил, что сможет сделать для нас только одно: вывести из темницы и посадить на ближайший корабль. Тот, который унесет нас куда-нибудь, где мы будем вне досягаемости суровых законов нашей страны.

– Клянусь вам, благородный друг, – уверял Альвару король, – что мне придется искать вас со всей страстью и тщательностью везде, кроме того места, которое вы изберете своей новой родиной.

Мы просили, чтобы король позаботился о наших детях, и тот пообещал, что состояние графа будет отдано его отпрыскам в тех пропорциях, какие он сам изберет для каждого из своих чад. После чего Альвару написал подробный список, оставив себе добрую треть имевшихся в наличии денег и драгоценностей, необходимых для переезда и устройства на новом месте.

Начались тяжелые времена.

Тихо горит в ночи лампа. Стежок за стежком я вышиваю подушку по приказу графа Альвару. Стежок за стежком. Нитку кладу близко-близко, как тела любовников. Тогда вместе стежки будут смотреться как единое целое. Даже когда на полотне встречаются разные цвета – рука вышивальщицы может положить их так, что они будут смотреться как нечто единое.

Можно ли назвать единым целым союз таких разных, по сути, существ, как мы с Альвару? Что будет, если положить вместе нежнейший шелк и суровые нитки? На полотне невозможно. А в жизни? В жизни, наверное, и не такое бывает. Жизнь сама по себе странная штука…

Воспользовавшись милостивым разрешением короля убраться подобру-поздорову, мы добрались до порта города Баррейру, где, договорившись с капитаном небольшого судна, отплыли в Испанию. Началось долгое, изматывающее силы и средства странствие.

Сначала мы устроились в богатом и красивом Мадриде, известив о себе Педру. Альвару отчего-то верил, что не пройдет и полугода, максимум год, как все само собой уладится и мы сумеем вернуться. Поэтому он сразу же снял довольно-таки богатый дом, где начал жить на широкую ногу.

Он быстро завел полезные знакомства и даже был представлен ко двору, но не сумел добиться того, чтобы получить приличествующее его титулу и былым заслугам место. Да оно ему все равно и не было нужно. Кто принимает на себя должность на несколько месяцев? Ведь именно на такой срок рассчитывал задержаться в Испании Альвару.

Некоторое время Педру слал нам полные теплых слов письма, где сетовал на своих упрямых подданных, мешающих планам возвращения Альвару в Португалию. Ко всему прочему, вдруг вскрылись подробности гибели сеньора Алвиту, вдовой которого я являлась. Нашелся даже свидетель убийства. Им оказался кто-то из тогдашней свиты Альвару. В общем, руки короля оказались связанными, так что он не сумел протянуть их навстречу страдающему другу.

Понимая, что никто уже в целом мире не окажет ему помощи, Альвару ходил взад-вперед по нашей спальне или вдруг требовал коня и гнал его что есть силы. Возвращался граф, только устав и измучив себя. Тогда он садился за стол и принимался писать своему венценосному другу, превознося красоты Испании, куртуазность местных рыцарей и красоту дам. Возможно, он надеялся, что Педру, знающий его как облупленного, поймет, что все это – не что иное, как блеф и желание хоть немного скрасить свою вынужденную ссылку.

Переписка продолжалась пять лет, и король всегда находил возможность посылать значительные суммы своему несчастному другу. На них мы безбедно жили, имея великолепный выезд и множество слуг. Но в 1366-м письма и деньги неожиданно прекратились. Вместо них из Португалии пришло письмо от дона Санчуса, в котором он сообщал о тяжелой болезни короля, и тонко намекал, что тот вряд ли выживет.

Весть о недуге друга и покровителя выбила Альвару из седла. Дни напролет он ходил убитый и потерянный, то и дело посылая людей в порт узнать, не пришли ли корабли из Португалии и нет ли каких-нибудь сведений о здоровье короля. По приказу Альвару и по своему собственному желанию я простаивала на коленях перед изображением Девы Марии, слезно умоляя ее смилостивиться над нашим королем и послать ему выздоровление.

Через год Педру не стало. Он умер в возрасте сорока семи лет.