Я кухарничала, убирала по дому, обстирывала себя и окончательно выжившего из ума Альвару. Он же потягивал дешевое винцо и делал вид, что занят составлением бог знает какого важного письма или манифеста по реорганизации административного аппарата в Португалии, куда рассчитывал вернуться, после того как король одобрит его творение и поймет, какой нужный человек автор.

Однажды я подала на стол завтрак. В тот день лавочник из дома напротив подарил мне здоровенную рыбу, и я приготовила ее в овощах. Альвару обожал это блюдо. Гордая своими кулинарными успехами, я села напротив графа, как делала это много раз, и, подперев щеку рукой, принялась разглядывать его седые, длинные волосы, которые рассыпались у него по плечам. Так что если не заходить к Альвару со спины и не видеть огромной лысины, мой любовник был еще хоть куда: красавец и благородный гранд, такой, как в старые времена. Не чета нынешним, возомнившим о себе невесть что молокососам.

Я хотела уже приступить к своей трапезе, как вдруг Альвару резко поднялся и, схватив меня за шиворот, вытащил из-за стола и толкнул, да так сильно, что, падая, я зацепила табурет, и он полетел вместе со мной на пол.

Ничего не понимая, я уставилась на Альвару, в то время как лицо его налилось кровью, а кулаки сжались – недобрый знак. Сообразив, что еще немного и он начнет меня бить, я встала на колени и, пятясь, стала продвигаться в сторону двери, готовая в любой момент выскользнуть на лестницу.

– Франка! Дрянь! Как смеешь ты садиться на место графини! Негодная баба!

От неожиданности я не знала, что сказать, и, пропустив пощечину, вылетела из комнаты. Обиженная и голодная, я добралась до нашей с графом спальни, где сидела, какое-то время дуясь на него как мышь на отравленную крупу. Наконец, решив, что Альвару таким изощренным манером захотел отобрать у меня рыбу, я успокоилась и, примостившись на потертой софе, начала восстанавливать развалившуюся прическу.

В это время в комнату вошел граф. Я отвернулась от него, делая вид, что не замечаю.

– Литиция! – Альвару стоял в дверях, облокотившись о дверной косяк и скрестив на груди руки. – Твоя красота не меркнет, моя дорогая. Твои волосы все еще густы и нежны, а шея бела. Отчего же тебе не пройти в столовую, где Франка приготовила для нас чудесную рыбу?

В полном недоумении я уставилась на него, но, похоже, Альвару не шутил. Взяв из шкатулки, что стояла передо мной, приглянувшийся ему гребень, он заколол последний локон в моей прическе и подал мне руку.

– Милая Литиция, я понимаю, что воспитание не позволяет тебе спуститься к обеду, не наведя лоск, но я ведь тоже не могу ждать тебя вечно? – он ласково потрепал меня за щеку. – Одно только, я прощу тебе все твои дурачества, любимая, все маленькие прихоти и прелестные штучки, но только не нужно больше играть роль нашей служанки Франки, – он беззаботно рассмеялся. – Признаться, меня всегда смешило, когда ты повторяла ее тяжелую походку и ее смех, дотрагиваясь при этом до своего живота и запрокинув голову, так что становилось видно, что у нее недостает зубов.

Я даже согласен, чтобы ты время от времени надевала рубашку Франки и ложилась со мной, точно простая, послушная воле своего господина служанка. Но сейчас, когда к нам на обед могут пожаловать мои друзья по партии или… Словом, я не желаю, чтобы кто-нибудь из них вообразил, будто я женат на простолюдинке вроде нашей Франки…

Не зная, следует ли мне обидеться или сделать вид, словно ничего не произошло, я молча следила за действиями графа, в то время как он достал из сундука одно из моих лучших платьев и положил передо мной.

– Жду тебя, милая Литиция, в столовой. Но, умоляю, не задерживайся, – он послал мне воздушный поцелуй.

На следующий день все повторилось. Граф упорно желал видеть во мне свою покойную жену Литицию, заставляя наряжаться перед ним и развлекать его пением или танцами.

– Отчего ты забросила вышивание? – спросил он как-то. – Помнится, в первые годы после нашей свадьбы дня не проходило, чтобы ты не села за свои любимые пяльцы.

– Помилуй, Альвару, я всю жизнь терпеть не могла вышивания, – пыталась отделаться от него я.

– Не шути так, Литиция, душа моя. Говоря подобные нелепицы, ты становишься похожей на неотесанную мужичку, которая не понимает красоты вышивок, не знает, как трудно подбирать по цветам шелка и какими божественными именами они называются. Цвет крови святого Георгия отличается от цвета крови Христа. На теле святого Себастьяна цвет молодого мака сочетается с цветом запекшейся крови и обязательно цветом крови быка… Ты всегда была лучшей мастерицей, самой прекрасной и непревзойденной. А узелки? – он рассмеялся, легко толкая меня, как будто и я должна радоваться вместе с ним.

– Что – узелки? – не поняла я.

– На обратной стороне твоих вышивок никогда нельзя было найти ни единого узелка. Хоть спорь на любые деньги! Помнится, однажды принц Педру увидел твою только что снятую с пяльцев вышивку и не смог разобрать, где лицевая, а где изнаночная сторона. «Вот искусство, превзойти которое не суждено ни одной мастерице на этой земле!» – сказал тогда он.

Ради всего святого, милая Литиция, отправь завтра Франку на рынок, или куда там, где можно купить все необходимое для вышивки, и начинай вышивать для меня портрет незабвенной королевы Инес. Сегодня я буду вспоминать в своем кабинете название шелков, цвет которых соответствует ее светлым, чуть золотистым волосам, голубым глазам, атласной коже. Этот портрет мы отошлем моему другу королю Педру, и он проникнется нашей любовью и поймет нашу преданность.

С того дня я играла сразу две роли. На кухне, подвязав себя фартуком и с чепцом на голове, я была Франкой, и граф относился ко мне как к прислуге. Когда же я снимала фартук и чепец, он считал меня графиней.

– Почему у тебя, возлюбленная моя Литиция, такие грубые руки? – спрашивал он меня, валяясь рядом со мной в постели.

– Я мыла пол, – отвечала я, пожимая плечами.

– Зачем ты берешься за такую тяжелую и грязную работу? – недоумевал граф. – На что нам Франка, если ты будешь работать за нее?

– Я не могу сидеть за вышиванием целый день, – ныла я, маясь с проклятыми, вечно путавшимися в моих неумелых руках и норовившими завязаться в узел нитками. – Мне еще лошади нужно воды дать, двор неметен, в лавку за зеленью кто сбегает…

– Ерунда, Франка справится, – махал рукой Альвару.

– Почему ты не почистила мои сапоги еще с вечера, когда грязь была свежей?! – вопил он.

– Потому что я должна была перечитывать тебе письма твоих партийных друзей.

– Не ври. Письма читала мне графиня!

– Отчего тебе, любезная Литиция, не померить новые туфельки, которые я специально купил для тебя? – спрашивал он, улыбаясь и заранее радуясь в предвкушении моей благодарности.

– С радостью надену. Тем более что мои туфли давно уже просят каши, – я выхватывала узел из рук Альвару и, чмокнув его в щеку, разворачивала подарок.