Ничего-то я уже не смогла сделать, кроме как подарить Люси можжевеловые бусы. Она, кажется, совсем не обратила на них внимания, но я уговорила ее повесить ожерелье на спинку кровати. Собственно, я сама его туда и повесила. Думаю, что она бы мне и не позволила это сделать, если бы я не упирала на тот факт, что это папин подарок.

Я осталась в комнате и следила, чтобы она не убрала его куда-нибудь подальше.

Пропала моя весна. Ничто ее не спасет, даже эти плакучие вишни.

Всю прошлую зиму я с нетерпением ждала, когда зацветут вишневые деревья на Ближней лужайке. Весна была для меня единственной отрадой в мой первый учебный год здесь. Я позволила ей радовать меня. Ведь я знала, что папа этого хотел.

Он поклонялся природе. Однажды утром после завтрака я вышла на улицу, а все деревья уже стояли в цвету: за ночь тугие бутоны лопнули. Теперь я каждую свободную минутку проводила, сидя с книжкой под сенью их розовой фаты. Я приходила к ним до тех пор, пока вишневый цвет не облетел и густой розовый ковер из лепестков не стал бурым тленом. Однажды подул сильный ветер, и лепестки осыпались мне на голову, словно розовый снег.

В прошлом году Люси будила меня в шесть утра, чтобы поиграть со мной в лакросс. Она была уверена, что я смогу вместе с ней попасть в основной состав, если буду тренироваться, потому что я хорошо бегаю. Никогда не понимала, как это соня вроде меня может выпрыгнуть поутру из постели и мчаться вниз по ступенькам, чтобы забивать голы в лучах восходящего солнца. Люси теперь такая хрупкая и неловкая. Мне трудно даже вообразить, как бы она бегала по полю с развевающимися за спиной белокурыми волосами, сжимая в руке клюшку для лакросса.

Это все из-за ее новой крови. Из спортивной, пышущей здоровьем девушки она превратилась в хилое и нерешительное создание. И все приняли это как должное. Никому и в голову не пришло, как сильно она изменилась.

И София тоже изменилась. В Вермонте, катаясь на лыжах, она встретила парня по имени Крис. Она говорит, что не любит его, но выбрала его, чтобы лишиться девственности. Он приезжает на выходные, и София собирается встретиться с ним еще раз и провести вместе ночь. Она попросила меня пойти с ней и посторожить. Кэрол тоже собирается.

Я только кивнула — а что еще я могла? Скорее бы она с этим покончила. София всегда была такой скромницей, а теперь только об этом и твердит. Она меня разочаровала.

Я встала с постели совершенно измученная.

Всю ночь мне не спалось. Хоть бы какую-нибудь таблетку, чтобы забыться.

В девятом классе мы с девчонками после уроков собирались в душевой, затыкали щель под дверью полотенцем и отворачивали до отказа горячий кран. Белый пар клубился над ванной и взвивался к потолку. Когда все помещение заполнялось паром, мы закуривали сигарету и пускали ее по кругу. Сигаретный дым растворялся в клубах пара. Накурившись до одури, мы поодиночке выскакивали за дверь и разбегались по комнатам. Я падала в кровать в полном помутнении и засыпала, едва закрыв глаза, без единой мысли в голове. Это было мне вместо таблетки забвения.

Сегодня утром я не удержалась и ввязалась в спор с одной из учениц дневного отделения. В один из тех ужасных споров, где оппонент тебя даже не слушает.

Мы с группой девчонок стояли под дверью математического кабинета и ждали, пока миссис Хатчинсон позовет нас, как вдруг Меган Монтгомери сказала:

— А я считаю, что пора там все разбомбить, к чертовой матери. Мы можем снести Ханой до основания за пару дней.

Меган вроде бы ни к кому конкретно не обращалась, но не исключено, что ее ремарка была адресована именно мне. Как я могла смолчать?

— Как можно такое говорить? Столько невинных людей погибнут, — сказала я.

— Или мы их, или они нас. Думаю, выбрать нетрудно. Разбомбим их, отправим в каменный век, а потом выведем оттуда оставшиеся войска.

— Ты просто повторяешь за своими родителями.

— А ты? Твои родители-коммуняки… или мать. Небось она сейчас идет маршем протеста?

Меган засмеялась собственной шутке, и я видела, что остальные девчонки тоже едва сдерживаются, чтобы не прыснуть.

Меня бросило в жар. Нет, не со стыда — от злости.

— По крайней мере, моя мать, моя «коммуняка-мать», ненавидит убийц. Каково это — хотеть смерти другого человека, а?

Мой голос взвился, и девчонки отступили от меня. В эту минуту отворилась дверь и оттуда высунулась седая голова миссис Хатчинсон:

— Что за шум, девушки?

Все поспешили в класс, только бы подальше от меня, а я осталась в коридоре, пытаясь успокоиться, но никак не могла забыть Меган и ее самодовольную ухмылку.

Мне стоило бы посочувствовать тому, кто не умеет думать самостоятельно и только перепевает всякую чушь, усвоенную от родителей. Для этой Меган взрыв бомбы так же нереален, как для меня самосожжение буддийского монаха[21]. Я видела, как прозрачные языки пламени подкрались к его одеждам и внезапно взметнулись вверх, в воздух. Тело рухнуло, и черный дым от горящей плоти монаха курился над его неподвижным остовом. Мне даже не было грустно, ведь это происходило только по телевизору. Потому-то мы и можем без содрогания смотреть подобные сцены.

Впервые за последние несколько месяцев мне не хватало Доры. Она — единственная девочка, способная понять мои чувства, мое внутреннее негодование, — была мертва.

Наверное, после обеда позвоню маме. Только она в первую очередь виновата в том, что я здесь, среди этих девиц.

Воскресенье — день пропащий. Не знаешь, то ли это начало, то ли конец недели. Воскресенье выбивало меня из колеи, даже когда я была маленькой. Сейчас и того хуже. В такие дни я не знаю, чем себя занять.

Я задумала это давным-давно.

Дело шло к вечеру, никого вокруг не было. Коридор опустел. Стояла тишина. Я сидела у себя и глядела в окно. Именно такого момента я и ждала.

Никто не ответил на мой стук. Я повернула ручку, и дверь приоткрылась. Никого. Если Эрнесса меня застанет, я скажу, что искала Люси. Комод так и стоял, почти перегораживая дверной проем. Закрыв за собой дверь, я сделала несколько шагов внутрь комнаты.

Ничего здесь не изменилось с тех пор, как я заходила в первый и последний раз. Комната все такая же голая. Ни книг, ни ручки с бумагой, ни расчески, ни шампуня, ни фотографий, ни писем. Только кровать, комод, письменный стол, стул и лампа — стандартный список меблировки, указанный в проспекте. Если бы Эрнесса собрала вещи и выехала среди ночи, комната выглядела бы точно так же. Бесследно исчез тошнотворный смрад, сочившийся в коридор. Окно было закрыто. В комнате стояла духота. И эта духота даже усиливалась. Что-то высосало весь воздух из этой комнаты.