Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Свежий… – тихо промолвил Гамильдэ. – И – со следами зубов, смотри, князь! Обглоданный… Значит, правда…
– Завтра в этой яме валялись бы и наши головы, – на ходу пробурчал нойон. – Смотри под ноги, Гамильдэ.
Вот наконец и ворота. Черные, большие. Отходившая от них неширокая дорожка терялась в лесу. Ну, хоть было видно, куда идти…
Оглянувшись по сторонам, беглецы быстро зашагали к лесу. Кругом было покойно и тихо, даже собаки не лаяли, за неимением таковых, лишь где-то далеко глухо кричала какая-то ночная птица. Черные великаны деревья царапали вершинами звезды. Откуда-то, наверное с оврага, тянуло сыростью.
– Нам бы не сбиться с пути, – когда прошли уже с полчаса, высказал опасение Гамильдэ-Ичен. – Где-то ведь нужно свернуть, я заметил…
– Я тоже, – Баурджин усмехнулся. – Высматривай большую сосну.
– Тут все большие… – Юноша наступил на высохший сучок, треснувший с громким щелчком, словно выстрел. Выругался: – Дьявол тебя раздери! Вон, кажется, сосна. И вон, дальше…
Не говоря ни слова, князь быстро подошел к дереву, подняв руки, зачем-то ощупал ветки. Качнул головой – не та.
Пошли дальше.
– Что ты ищешь, нойон?
– Увидишь. Ага! Кажется, есть…
Пошарив руками, Баурджин с торжеством снял с колючей ветки небольшой лоскуток:
– Ты спрашивал, что с полами моего дээла? Нет, Гамильдэ, их вовсе не медведь драл. Вот один лоскуток, там, дальше, должен быть следующий. Я ведь не зря шел тогда сзади.
– Но мы их не увидим – темно!
– Будем искать на ощупь, я примечал деревья.
– Хорошо, – юноша кивнул. – Куда дальше?
– За мной, Гамильдэ! После сосны ищем поляну с камнями. Затем – распадок, потом – ореховый куст. Работы много.
– Лишь бы нас не догнали! Может быть, лучше обождать, спрятаться?
– Этот лес они знают куда лучше нас, парень. Так что нам нужно побыстрей уносить ноги.
Кто бы спорил…
Баурджин вдруг представил себя на месте Гамильдэ-Ичена, выросшего в степях и редколесных сопках. Каково ему чувствовать себя в этой чащобе? Впрочем, сейчас обоим было не до каких-то там чувств – нужно было двигаться как можно быстрее.
– Вот ленточка! – наклонившись к одному из камней, радостно воскликнул юноша.
Баурджин недовольно качнул головой:
– Никогда не кричи в лесу, Гамильдэ. Лес шума не любит.
От поляны спустились в распадок – именно здесь шли кони. А вот и ореховый куст. Беглецы быстро обшарили ветки. Нет, не тот. Ага, во-он он, следующий. И не этот. Да где же? А, вон… Вот он, лоскуток, на крайней ветке.
– Скоро утро, – подняв голову, негромко произнес Гамильдэ-Ичен. – Вон как светлеет небо.
– И в самом деле, – согласился на ходу Баурджин. – Светает.
Юноша обернулся:
– Ну? Где еще искать ленточки?
– Нигде. Дальше идем на запах.
– На запах? – Гамильдэ-Ичен удивился. – Мы что, собаки?
– Нет. Но этот запах почувствуем. Помнишь того, обглоданного?
– А… Но вы же его зарыли!
– Нет. Всего лишь забросали ветками. Как медведь.
Беглецы шли осторожно, продираясь сквозь колючие заросли можжевельника, принюхивались. И наконец, почти одновременно почувствовали слабый запах разлагающегося мертвого тела.
– Туда! – показал рукой нойон.
Вот и знакомая сопка… Рычание!
Кто-то жрал мясо убитого медведя! Ну, конечно…
– Как бы они не набросились на нас, – напряженно останавливаясь, Гамильдэ-Ичен сдернул с плеча лук и, пошарив в колчане, наложил на тетиву стрелу. – Если что, буду стрелять на слух. Хорошо, что у нас не забрали оружие! Хоть такое… Дьявол!
– Пошто поминаешь нечистого?
– Стрелы! У них отломаны острия. Кто-то постарался. Наверное, девки.
Баурджин хмыкнул и предложил просто-напросто обойти недавно освежеванную медвежью тушу:
– Не думаю, чтоб мы с тобой были интересны тем, кто сейчас лакомится медвежатинкой. Скорее всего – это лисы. Или россомаха.
– Россомаха – серьезный зверь.
Обойдя убитого медведя и жрущих его зверей, друзья вышли к вершине сопки и стали медленно спускаться к реке, в черной воде которой отражались луна и звезды.
Оказавшись на берегу, Баурджин снял гуталы и закатал штаны.
– А это зачем, нойон? – озаботился Гамильдэ-Ичен. – Будем переходить реку вброд?
– Нет. Просто дальше поплывем на лодке.
– На лодке?! Ах, да… Признаться, я совсем про нее забыл.
Войдя в прохладную воду, Баурджин невольно поежился – да, холодновато. Да и ночку нельзя было назвать теплой. Хотя, с другой стороны, на небе звезды, а значит, предстоящий день будет жарким.
Плеск речной волны. Скользкие камешки под ногами. Кусты… Попробуй разгляди-ка две обломанные ветки! Впрочем, уже светало…
– Кажется, здесь, – всмотревшись, Баурджин свернул в заросли. – Ага! Вот он.
Вытащив челнок, нойон нашарил в кустах весло, уселся на корму, весело шепнув Гамильдэ-Ичену:
– Садись, парень! Дальше поедем с комфортом. Правда, против течения… но оно здесь не должно особо чувствоваться – слишком уж широка река.
– Плыть? Вот на этом?! – Гамильдэ-Ичен с ужасом оглядел челнок.
– Садись, садись, – подбодрил степняка Баурджин. – Лодочка, согласен, утлая, но ты не делай резких движений. И не ступай на борта – перевернемся. Ставь ногу на дно. Вот так. Сел? Ну, не ворочайся ты, как медведь в берлоге! Все, поплыли.
С силой оттолкнувшись веслом, Баурджин пересек середину реки и направил лодку вдоль дальнего берега. Глубина его мало интересовала – челнок, чай, не пароход, если и уткнется в мель, так всегда вытянуть можно.
Над левым берегом Аргуни медленно поднималось солнце. Вот заалел край неба, вот окрасились расплавленным золотом вершины лиственниц, сосен и кедров, а вот уже над вершинами деревьев показался желтый сверкающий шар, отразившийся в воде мириадами искр. Сразу стало тепло, даже жарко. Радуясь погожему дню, на плесе заиграла рыба. Ловить ее, правда, было сейчас некогда, да и есть пока не особо хотелось, можно было и потерпеть.
Днем дело пошло куда как веселее, даже Гамильдэ-Ичен перестал хмуриться, часто оглядывался, улыбался, шутил. Баурджин протянул ему весло:
– На-ко, погреби, парень.
Опа!!!
Лучше бы не давал!
Чуть ведь не перевернул лодку, чертяка степной!
– Эй, эй! – заругался нойон. – Осторожней! Весло – это тебе не лопата! Не шатайся всем телом, не свешивайся, работай руками – от плеча до кисти. Во-от… Давай, давай. И-и-и раз… И-и два… И-и раз… Стой! Стой, черт худой, что, камня не видишь?! Заворачивай, заворачивай! Табань! Табань, кому говорю! Эх…