— Не думаю, — ответил Летос прежде, чем Дия успела открыть рот. — Тут полно свободных мест, оставьте нас с девушкой наедине, пожалуйста.

Парень свысока глянул на него, а ведь Летос попросил мило и вежливо, без капли злобы или раздражения. Дия разглядела цвет глаз незнакомца: ярко-карие, с огненными точками. Она любила смотреть людям в глаза и различать оттенки, выделять необычные точки и ободки, а у этого парня такие карие глаза, как будто он нагнал яркости в фотошопе.

За окном сверкнула молния, и почти сразу громыхнуло. Дия вздрогнула. Незнакомец подождал, пока шум непогоды утихнет, и сказал, точно констатируя факт:

— Вы говорили о Мартине Аурийском. Вы его друзья из Океанска.

Что? Откуда он узнал? Подслушал? Но ведь они не называли фамилий!

— Ты, видимо, тоже его знаешь, — заметил Летос, но от Дии не укрылось, что он удивлен не меньше нее.

— Да, — кивнул парень. — Но едва ли Мартин упоминал обо мне. Вы говорили, у него проблемы? Он здесь, в Королевской тюрьме, не так ли?

Дия окинула его более внимательным взглядом. Кто он такой? Одет обычно: коричневые брюки и ярко-красная рубашка навыпуск с закатанными по локоть рукавами. Только его взгляд, достоинство, с которым он держался, и размеренная неторопливая речь выдавали в нем важную фигуру.

— Прости, но может, тебе для начала представиться? — спросила она, и парень перевел взгляд с Летоса на нее. Высокомерная атмосфера смягчилась, он улыбнулся, и эта улыбка будто разгладила его загорелое лицо:

— Я друг Мартина, Меморис Леонийский. Думаю, я могу вам помочь. Просто расскажите, что случилось.

Глава 7. Воссоединение четверки

Нет, это ошибка, это чья-то злая шутка, это просто сон. Я сидел на железной койке, смотрел в пол и сжимал в замок трясущиеся руки. Ноги тоже тряслись, точь-в-точь, как в тот раз, когда мы сбежали от Зеленой Обезьяны. Ну-ка, Мартин! Соберись, трус! Возьми себя в руки, сопля!

Не помогло. Я сцепил зубы, кулаки, вдавил ноги в пол и весь сжался в тугой комок, но и это не помогло. Подбородок задрожал, в глазах помутнело, и горячие слезы покатились по щекам.

Невыносимо. Я ошибся, друзья бросили меня, а на родителей я даже смотреть не достоин, чего уж говорить о короле. А самое главное, я буду полгода гнить в этой камере за то, чего не делал!

Я грохнул кулаком о кровать и не почувствовал боли. Другая боль, та, что распускалась внутри ядовитым цветком, терзала меня и колола шипами.

Все рухнуло. Я попался, я в тюрьме. Моя карьера оборвалась, так и не начавшись, король Риллус считает меня опасным для общества нарушителем, а мои родители опозорены. Да уж, о таком сыне они вряд ли мечтали! Такой жалкий, сопливый и слабый дурак никому не нужен!

Тс-с, Мартин, хватит. Возьми себя в руки. Возьми себя в руки и не реви, как девчонка. Хватит себя жалеть. Но слезы продолжали капать с подбородка и с тихим плеском ударятся о пол…

Соберись, Мартин! Я шлепнул себя по щекам — да так рьяно, что в глазах потемнело. Соберись! У тебя еще есть шанс! Я вытер лицо рукавом и встал. Зашагал по камере. Ходьба успокаивала, и я стал собирать мысли по кусочкам, как пазл. Ладно, тебя поймали. Ладно, у тебя нашли шил-сок, а король считает сумасшедшим и опасным. Подумаешь. На твоей стороне еще остается самое главное: правда! А раз так, ты сможешь показать ее королю!

Тюрьма — это всего лишь очередная неудача, ведущая к победе. Сейчас наступило лучшее время. Теперь мне не надо сдерживаться, тратить силы на школу, домашку, альтеробой и прочую ерунду. Я забыл одну простую вещь: быть лучшим во всем невозможно. Хочешь попробовать победу на вкус, сфокусируйся на чем-то одном.

Да, а теперь мне нужно выбраться отсюда. На родителей рассчитывать нельзя, значит, придется сбегать. Я не могу прозябать полгода в этом убогом месте! Я могу использовать каан, чтобы выбраться из камеры, быть может, даже могу расплавить золотой браслет и перекинуться, но дальше… это же тюрьма. Тут всюду опытная охрана и пушки, стреляющие золотыми сетями.

Нет. Попытка — не пытка. Я уже преступник, так какая разница, сколько раз меня поймают? Я подошел к двери и взялся за прутья. Ладони обдало могильным холодом.

Очистить разум, представить Джунгли. Смогу ли я использовать каан за Границей? Нет, не так. Джунгли! Думай о Джунглях. Я прижался лбом к холодным прутьям, закрыл глаза и сосредоточился на своих ощущениях. Помни об ответственности. Ты — единственный, кто может покончить с бесчинствами мародеров. Ты — единственный, кто может открыть королю правду, так что вперед и с песней!

Шаги. Чьи-то шаги в коридоре. Охрана! Я отпрянул от двери и метнулся к койке. Сел. Пусть видят, что сломлен, пусть считают слабаком — и пусть ослабят бдительность, а я уж…

— Эй, ты!

Я поднял голову. Широкое лицо охранника маячило за прутьями решетки. Пришел поболтать, поиздеваться? Почему сейчас?

— Глухой, что ли? Иди сюда!

— Зачем? — безразлично спросил я.

— «Зачем — зачем», — передразнил охранник и зазвенел ключами. — Ты свободен, щенок, зачем же еще! Давай, освобождай камеру, да поживее!

Я поднялся. Ноги не гнулись и не шли, как будто я превратился в куклу. Меня освобождают? Это не шутка? Но родители сказали, что ничего не могут сделать! И король… он же меня на полгода засадил!

— Ох, давай бегом, ноги, что ли, отнялись? — охранник схватил меня за ворот футболки и вытащил в коридор. Дверь с глухим лязгом затворилась за мной, звякнули ключи.

Передо мной под светом тусклых ламп стояли трое.

— Мем, ты был прав! Это и впрямь Марти! — воскликнул тот, что слева.

— Я всегда прав, балда! — отозвался тот, что в центре.

— Привет, Мартин, — поздоровался тот, что справа.

Это они. Колени задрожали, подбородок размяк — вот-вот снова разревусь, на этот раз от признательности. Нет, Мартин, стой прямо! Перед ними стой, как надо!

Тот, что в центре, шагнул вперед. Серебряное кольцо в правом ухе холодно сверкнуло, а кудрявые каштановые волосы огненно позолотились под светом ламп. Он протянул мне широкую ладонь и сказал:

— Ну здравствуй, Мартин. Давно не виделись.

Я пожал его руку, отозвался:

— Привет, Меморис, — бросил взгляд на остальных. — Привет, Крис, привет, Лорден.

* * *

Я не сомневался: Меморис узнает, что я попал в тюрьму, но я не думал, что так скоро. И уж тем более, я не знал, что