Я посмотрел под ноги и отошел от горки пепла.

— Дети Джунглей, — пробормотал я. — Неужели после смерти хранители превращаются в пепел?

Эйльфия кивнула, и по ее щеке покатилась слеза, пересекая синий рисунок глаза.

— Это Лис сделал? — спросил я и сам же поразился нелепости своего вопроса. Конечно, он! Больше некому!

— Он выследил нас… наше убежище, — прошептала Эйльфия. — И он… он не пожалел никого. Он убил половину моих людей. Всего за одну проклятую ночь он почти истребил нас!

Слезы все текли и текли по ее щекам, и она стала похожа на обычную девчонку, которая не знает, что делать дальше.

— Эйльфия… — тихо сказал я, но она перебила меня:

— Он пожалеет… он сделал это потому, что я нашла место очередного аукциона, — и зло вытерла слезы рукавом балахона. — Пока ты был в тюрьме, заграничный, он выкрал из вашего мира очередную жертву. Он приготовил Златолист, и у него есть клиент, готовый заплатить много денег. Я все это знаю. И потому он решил разделаться с нами раз и навсегда!

Отлично! Она знает, где пройдет собрание!

— Когда пройдет аукцион? — спросил я.

— Сегодня ночью, — ответила Эйльфия. — Все уже готово, и он… этот поганец думает, что мы разбиты, а ты в тюрьме. Никто ему не помешает.

Сегодня ночью! Нам с Меморисом определенно везет! Посиди в тюрьме я еще денек, пришлось бы ждать месяц и снова искать место собрания.

— А Дулир? Что с ним стало? — поинтересовался я.

— Я… я не знаю, что с ним, — пробормотала Эйльфия, и слезы вновь заскользили по ее щекам. — Но я не думаю, что он спасся. Лис был слишком силен… он использовал свое самое сильное воплощение, чтобы разделаться с нами.

Она выглядела такой беспомощной и слабой, что мне стало ее жаль. А ведь эта коварная девчонка не раз отправляла меня на смерть, ставя на «пан или пропал». Она не скрывает: если человек не представляет ценности, ей все равно, если он погибнет, даже если это случится по ее вине. И мне не хочется думать, сколько ребят, рискнувшись зайти в Джунгли, присоединились к Эйльфие и тут же полегли из-за ее расчетливости.

Может, стоило обнять ее, как всякую девчонку, которая плачет, но мне не хотелось. Только не ее. Поэтому я просто коснулся ее плеча и сказал:

— Мне жаль.

Она подняла на меня взгляд. Ее фиолетовые глаза сверкали ярче прежнего из-за слез. Я кивнул в сторону Мемориса:

— У меня есть козырная карта. Мой друг — единственный из моих знакомых, у кого очень высокая самооценка и грандиозная цель. Его каан отлично сработает, если мы попадемся сегодня ночью.

Меморис даже не шевельнулся. Он по-прежнему стоял и смотрел на нас из-под своей львиной маски. Он не издал ни звука, но я иного не ожидал: он всегда такой, когда внимательно присматривается и анализирует.

— Сегодня ночью? — переспросила Эйльфия.

— Да. Сейчас, когда Лис считает, что ему ничто не грозит, он больше всего уязвим. Мы попробуем достать Златолист.

Некоторое время она смотрела в мои глаза, а потом кивнула:

— У меня тоже есть козырная карта, заграничный. Самый сильный хранитель. Он сейчас очень зол, а разозлившись, способен на все. Даже пойти под землю и расчистить вам дорогу от мародеров.

— Если он так силен, почему он раньше не пытался достать Златолист? — изумился я.

— Раньше он никогда не был так тяжело ранен в сердце, как после прошлой ночи, — пояснила Эйльфия, вытирая остатки слез. — Сила дремала в нем, но после того, как… как почти вся наша семья погибла, она пробудилась. Он очень зол, и он сделает все, чтобы покончить с Лисом.

Я молча взглянул на нее. Несмотря на то, что я исследовал Джунгли уже больше месяца, меня до сих пор раздражало, что все тут ставили эмоции выше логики и разума и так полагались на них.

Эйльфия протянула мне руку и прошептала:

— Пойдем, заграничный. Уже вечереет.

— Да, — отозвался я и ухватился за ее руку. Меморис подошел к Эйльфие, и она подала ему вторую руку. В следующее мгновение мы снова переместились…

Переместились туда, где даже небо не разгоняло вечерний мрак, и под деревьями лежали густые тени. И там, на упавшем дереве, покрытом мхом, сидел человек в сером плаще. Он низко склонил голову и натянул капюшон, но я сразу узнал его.

— Неотеллус, ты спрятал остальных? — спросила Эйльфия. Она обращалась к нему так мягко, будто боялась, что от резкого звука он взорвется.

Мы видели огромную спину, придавленную бременем тяжкого горя, и широкий капюшон, а Неотеллус смотрел себе под ноги. Будь он человеком, он не увидел бы нас, сидя к нам спиной.

— Зачем здесь два заграничных придурка? — спросил Неотеллус, не поворачиваясь. — Нам некогда возится с ними, Эйльфия, когда случилось такое…

— Они помогут, — отозвалась Эйльфия. — Неотеллус, мы отомстим за нашу семью. Сегодня же.

Неотеллус поднялся и обернулся. Затрещал по швам плащ, в который он еле вмещался. Когда он выпрямился, мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в его лицо. О небо, да он стал на голову выше! И даже шире в плечах! А его взгляд… разве не с таким взглядом плохие парни убивают других плохих парней?

— Чего пялишься, идиот? — пробурчал Неотеллус, бросив на меня неприязненный взгляд. — Хочешь, чтобы я тебя отделал?

— Я хочу покончить с Лисом, — отозвался я.

— Только не говори, что тебе жаль нас! — прорычал Неотеллус. — Не говори, что идешь мстить за нас! Я никогда тебе не поверю! Ты не знаешь нашу семью, и ты — не часть нашей семьи!

— Да, — согласился я.

— У тебя нет причин бороться с Лисом, — заметил Неотеллус и, не успел я опомниться, как ворот моей футболки оказался в его кулаке. — У тебя с самого начала не было причины помогать нам! Что тобой движет? Чего тебе надо?!

Я почувствовал, как носки кроссовок отрываются от земли, а горло сжимается сильнее.

— Неотеллус! — прикрикнула Эйльфия, и тот сразу же отпустил меня. — Лучше направь энергию на того, кто этого действительно заслужил. Обрушь свой гнев на Лиса! А мы… мы сделаем все остальное, и Лис никогда больше не появится в Джунглях.

Неотеллус отошел от меня и переключил внимание на Эйльфию.

— Ты права, — наконец, произнес он. — Сегодня последняя ночь, когда мы можем что-то исправить. Дальше все станет только хуже. Но у меня к тебе последний вопрос, Эйльфия.

Она взглянула на него исподлобья, глаза у нее до сих пор были красные.

— Ты доверяешь