вызвать судороги или спазмы». Он даже перечислил точное количество каждого ингредиента, указанного в его рецептах.

Несмотря на выводы Блутхардта, Крим предположил, что Стэк отравили. Он указал пальцем на Фрэнка Пайетта, 29-летнего жителя Нью-Йорка, чья аптека находилась всего в двух дверях от кабинета Крима. Крим потребовал проведения коронерского расследования и анализа лекарства, которое она принимала, чтобы определить, «не была ли допущена ошибка при приготовлении лекарства». Но имелась одна проблема. Каким-то образом в неразберихе, связанной со смертью Стэк, жидкое лекарство и капсулы, которые Пайетт приготовил для нее, – лекарства, которые, по мнению Крима, должны были доказать, что виноват Пайетт, а не он, – исчезли. «Врач делает особый акцент на том факте, что лекарства не удается найти, – сообщила The Daily Tribune. – Он надеется, что дознание проведут в ближайшее время и дело должным образом расследуют».

Неужели Пайетт совершил трагическую ошибку? Дела о случайных отравлениях лекарствами время от времени попадали в заголовки газет, что побудило Нью-Йорк в 1880 году выпустить постановление, обязывающее аптекарей хранить мышьяк и другие яды в запертых шкафах. Хотя такого закона в Чикаго не было, многие аптеки в городе приняли аналогичные меры предосторожности. Ошибки, однако, все равно допускались. За несколько недель до смерти Стэк чикагский аптекарь по ошибке добавил морфий в препарат для детей, из-за чего два ребенка умерли, а аптекаря привлекли к ответственности за преступную халатность.

Несмотря на обвинения, которые выдвигал Крим, расследование не проводилось. Стэк похоронили на католическом кладбище «Голгофа» через два дня после вскрытия. The Daily Tribune отступила в течение 24 часов после сообщения о заявлениях Крима, извинившись за то, что запятнала репутацию Пайетта. «Нет никаких сомнений, – заявляли в статье, – что лекарства отпустили в точном соответствии с рецептом и всеми правилами».

Чикагская полиция уже подозревала, что Крим способен на убийство.

Подозревал его и Блутхардт, который всего несколькими месяцами ранее осматривал тело Мэри Энн Фолкнер. Вырисовывалась закономерность. Молодые женщины, которые консультировались с Кримом, умирали. Он должен был стать главным подозреваемым в загадочной смерти Стэк, но, обнародовав информацию с заявлением, что Стэк отравили, и потребовав расследования, Крим сумел замести следы. При дальнейшем обследовании ее тела коронеры могли бы обнаружить следы яда, но без образца лекарства для анализа слово Крима было против слова Пайетта. Это казалось рискованным шагом, но у Крима имелся и еще более темный мотив для того, чтобы перейти в наступление и скинуть с себя груз ответственности.

Тринадцатого марта, на следующий день после того, как Пайетта оправдали на страницах The Daily Tribune, он получил письмо от Крима. «Я понимаю, что вы расстроены моим заявлением в связи со смертью Эллен Стэк, – начиналось оно. – Я не хотел никого обидеть». Однако Пайетт должен был знать, что у него серьезные проблемы:

Я ожидаю, что вас арестуют и привлекут к ответственности за смерть Эллен Стэк. Ее отравили, и в этом нет никаких сомнений. Этот факт доказали путем лабораторных исследований. Я получил эту информацию сегодня утром, и, чтобы показать свое расположение к вам, я написал, чтобы вы могли воспользоваться полученной мной информацией и предпринять любые шаги, которые сочтете разумными в этом вопросе. Ради бога, молчите и никому не доверяйте, мой горький опыт научил меня с подозрением относиться ко всем, кого я встречаю. Мне жаль, что все в этом деле обернулось против вас.

Эти слова звучали как шантаж. Так и было. В последующем письме от 24 марта Крим утверждал, что адвокат, расследующий смерть Стэк, беседовал с ним. «Они готовятся привлечь вас к ответственности, – предупредил он, – и все доказательства явно говорят о вашей виновности». Имя и почерк Пайетта были на флаконе с лекарством, который, «без сомнения, содержит яд». Крим сообщил газетам, что лекарство пропало, однако теперь он намекал Пайетту, что у него есть и флакон, и капсулы и он может предоставить их полиции. Если же Пайетт вернет изобличающие улики, объяснил Крим, «тогда дело против вас развалится». Также он зловеще добавил: «Если эта история снова появится в газетах, она навсегда убьет вас и ваш бизнес. Я поделился с вами этой информацией с желанием оказать вам дружескую услугу».

Хотел ли Крим денег, или его угрозы были направлены на то, чтобы обеспечить молчание Пайетта? И если у него действительно были пропавшие лекарства Стэк, как предполагалось в письме, то как он их получил? Пайетт не знал ответов. Но в тот день, делая лекарства, он видел, как Стэк вышла из своего магазина и повернула в сторону кабинета Крима. Если она вернулась к врачу, у него был бы шанс подделать лекарства, а затем появиться в магазине и обвинить аптекаря в том, что тот совершил ошибку и убил Стэк. Крим велел аптекарю уничтожить выписанный рецепт. «Я спросил его, считает ли он меня дураком, – вспоминал Пайетт, – и приказал ему выйти из магазина».

Последовавшие за этим письма с шантажом убедили Пайетта в том, что Крим пытался обвинить его в убийстве. И у него не осталось никаких сомнений относительно того, кто на самом деле убил Эллен Стэк. Позже он утверждал, что Крим отравил ее, «подменив лекарства во флаконах и капсулах», а затем попытался «свалить вину на аптекаря».

* * *

В субботу, около 21:00, девушка нажала на звонок у стойки регистрации отеля «Дом Шелдонов» на Уэст-Мэдисон. Девушке со светлой кожей, каштановыми волосами и карими глазами было чуть за 20. Поверх ее платья был накинут черный плащ, защищающий ее от прохлады ранней весны, а страусиное перо стильной дугой возвышалось над ее белой шляпой. «Женщина утонченная и со вкусом», – подумал владелец отеля Сэмюэл Шарп. Прямо настоящая леди. Она хотела снять комнату на ночь, но отказалась назвать свое имя. Шарп вручил ей ключ от номера 43 на верхнем этаже. Девушка попросила стакан и столовую ложку, а затем направилась наверх с маленькой кожаной сумкой в руках.

Примерно через час Шарп услышал женские крики и, поднявшись, обнаружил гостью на полу в коридоре, корчащуюся от боли. Ее перенесли в комнату и положили на кровать, а затем вызвали двух врачей, которые ввели ей эфир, чтобы облегчить страдания. Они подумали, что узнали причину ее сильных спазмов и конвульсий, которые также соответствовали предсмертным мукам Эллен Стэк, – отравление стрихнином. «Вы что-то принимали?» – спросил ее врач. Девушка ответила утвердительно, но была слишком слаба, чтобы сказать что-то еще. Она потеряла сознание и спустя несколько минут умерла.

«Смерть, окруженная множеством подозрительных и любопытных обстоятельств, – объявили в The Daily