Заперев за ними, я отправился спать, для себя твердо решив —кто бы ночью ни стучал в двери, не открою! Пусть рвутся в московскую дверьдепутаты и музыканты, пусть колотят со стороны Кимгима Феликс с Цаем, а наберегу океана взывает к моей совести Котя. Ничего, потерпят до утра.

А я буду спать и выдумывать дверь в будущее. В мир подназванием Аркан, где можно поучиться на чужих ошибках…

Я честно заснул с мыслью об Аркане. Но под самое утро вполусне перед пробуждением мне пригрезилось, что новая дверь открылась опять вКимгим — к самому ресторану Феликса. И у башни собралась толпа функционалов —мужчин и женщин, молодых и старых, на разные лады упрекающих меня вразбазаривании проходов между мирами, непонимании их ценности и прочемасоциальном поведении. Все это накручивалось и накручивалось, пока не перерослов какое-то подобие профсоюзного собрания — с упреками, завуалированнымигадостями и общественным осуждением. Потом появилась Наталья, предложилазабрать у меня как не оправдавшего доверия башню и вернуть в ряды обычныхлюдей. Из толпы тут же вышел политик Дима и принялся аплодировать этомупредложению. За ним выступили юморист Женя и молодой рэпер, которого я даже незнал по имени. И вот уже вся толпа функционалов надвигается на меня, потрясаяруками, выкрикивая что-то оскорбительное…

Так что пробуждение вышло тревожным. Я секунду лежал,вслушиваясь, как бухает сердце. Во сне я испугался. Не на шутку испугался того,что снова стану обычным человеком.

А как метался! Как паниковал!Родители-собака-друзья-подруги… всех у меня отобрали. Но стоило дать взаменпросторную тюрьму, пообещать хороший паек и развлечения — сразу передумалвозмущаться. И ведь никуда не деться, башня — это тюрьма. Колышек, к которомупривязана десятикилометровая цепь. И все, что я имею, — это круглый двор дляпрогулок на цепи. Ладно, пять дворов. Возможно, не десять, а пятнадцатькилометров.

Все равно негусто.

Никогда мне не побывать на Кубе. А я хотел. И в НовойЗеландии тоже — если верить Феликсу, то моя функция при этом разрушится. Да чтотам заморские страны! Я не съезжу с друзьями весной в Прагу, а ведь собирались…Я и на дачу не рискну выбраться, как-никак почти сто километров…

— И что дальше? — спросил я, глядя в потолок. — Ну не бываеттак, чтобы все даром и одному! Я теперь почти неуязвим. Крут до невероятности.Под боком собственный пляж, уютный городок и большой кусок Москвы. Некоторыевсю жизнь в одном городе живут… Что мне, Капотни не хватает?

Мысль о Капотне меня успокоила. Все-таки мне повезло кудабольше, чем коллеге с юго-востока.

А еще мне было безумно интересно, куда открылась за ночьчетвертая дверь. Повезло ли честолюбивому политику (ну а заодно — потенциальнымжертвам цунами и землетрясений)?

Я быстро оделся. Посмотрел на три открытых окна.

Мне вдруг вспомнилась песенка, которую любил слушать отец,про человека, который живет в старом доме. Там еще одно окно выходит в поле,другое в лес, а третье — на океан. Наверняка песенка профункционала-таможенника вроде меня. Вот только не помню, кто ее пел. Кто-то изнепрофессионалов, кажется, — то ли известный путешественник, то ли кулинар… Нопел на удивление хорошо, душевно, видимо, хобби у человека давнее. Надо будетнайти и послушать.

В моих трех окнах наблюдались: грязное серое небо надМосквой, чистая зимняя голубизна над Кимгимом и совершенно изумительный розовыйвосход солнца над океаном. Сказка!

Я бегло изучил обстановку за окнами. Выяснил, что очередей удверей нет, везде все спокойно, даже в Москве (но с утренним тропическим моремпри хорошей погоде ничто не может соперничать по части спокойствия).

А дальше я совершил героический поступок. Вначале поднялсянаверх, привел себя в порядок, принял душ. Поставил греться чайник. И лишьпосле этого стал выбирать из двух закрытых окон.

За ставнями одного царила тишина. Время этого окна еще непришло.

За ставнями другого слышался ровный шорох. Не такой громкий,как морской прибой, но явственный.

Я стал откручивать гайки — они вращались легко, будтоисчерпали свою функцию и им не терпелось сорваться с резьбы.

Наконец ставни распахнулись. Я посмотрел в окно иприсвистнул.

Однако!

По телевизору в такие моменты ставят рекламную паузу. Какговорится — «на самом интересном месте». Если бы я снимал кино про своиприключения, я бы тут ее и поставил.

Впрочем, вид за окном сам по себе напоминал рекламу — из техприторно-слащавых, в которых рекламируют йогурты или фруктовые и овощные соки.Ну, те, где птички собирают ягодки, зайки — корнеплоды, червячки — яблочки,мишки — мед, а потом все это вываливается прямо в ведро с молоком от чистенькойкоровки и превращается в аппетитную цветную жижу. В общем, когда вас тошнит отблагообразия рекламных деток и энтузиазма, с которым дедок в собственном садупоит родню соком из пакета, тогда вы видите именно то, что увидел в окне я.

Трава — зеленая! Нет, вы не поняли. Всерьез зеленая, как врекламных клипах, где ее иногда подкрашивают. В настоящей жизни такой зеленьюобладают только китайские фломастеры.

И на этом зеленом лугу, простирающемся до горизонта, вживописном беспорядке стояли столь же яркие, усыпанные то ли цветами, то липлодами деревья…

Стоит ли уточнять, что небо было голубым, солнце желтым,воздух — чистым и благоухающим?

Очень хотелось нащупать ручку цветности и немножко убавитькрасок. А заодно — и яркость поменьше сделать.

По сравнению с этим миром тропическая живописность Заповедникаказалась блеклой, затертой. Словно какого-нибудь Гогена вначале вывезли наТаити и заставили рисовать пастелью, а потом вручили яркие акриловые краски —и, пользуясь растерянностью, убедили изобразить пейзаж средней полосы, но вкислотных тонах.

На будущее это никак не походило. Скажу честно, что при видевыжженной равнины я бы насторожился и заподозрил, что у меня «получилось». Нотот вид, который открывался за окном, никак не вписывался даже в мои довольнооптимистические представления о будущем.

Жаль, что я не какой-нибудь безумный сектант. Решил бы, чтооткрыл ворота в рай. Скинул бы с себя одежду и побежал радостно по травке…

Скидывать одежду я не стал, конечно же. Но спустился вниз иоткрыл дверь. Сорвал и подозрительно понюхал травинку, по неискоренимойпривычке русского человека подозревая в каждом подарке судьбы двойное дно.

Травинка пахла вкусно и не кусалась.

— Ну извини, мужик, — сказал я отсутствующему политику тономлошади из анекдота. — Я старалась как могла…

Башня из этого мира тоже выглядела забавно. Гораздо тоньше,чем должна была быть, и облицована белым камнем. Наверное, это мрамор —полированный и с прожилками… Ну а из чего еще строить башни в таком сказочноммире? Мрамор, яшма, малахит и прочие ценные камни.