– Верно. Сейчас уже немногие об этом помнят. А вы, простите, откуда об этом знаете?

– В книжках читал.

– В книжках? – Доктор Морель нахмурился. – Не знал, что слэвам позволено читать что-то, кроме Библии.

– А может, ничего больше и не надо? – Егор напряг руки, пробуя ремни на крепость.

– В каком смысле? – не понял доктор.

– В том смысле, что в Библии есть все, что необходимо человеку.

– Необходимо для чего?

– Для того, чтобы правильно выстроить и прожить свою жизнь.

Морель прищурил дряблые, морщинистые веки и насмешливо уточнил:

– Так вы правоверный христианин?

– А вас это удивляет? – ответил Егор вопросом на вопрос.

– Не то чтобы удивляет, но… Я довольно хорошо разбираюсь в людях, и вы показались мне умным парнем. А, будучи доктором, я не могу относиться к христианскому учению без презрения.

– Почему?

– Христиане презирали тело и даже из болезни умудрялись делать добродетель. Они наделяли болезнь моральными характеристиками и считали ее карой или испытанием. А порой – особым, душеспасительным состоянием, в котором человек становится более совершенным. По-моему, подобное превознесение болезни – это чистейший бред.

– Нацисты запретили христианство? – спросил Егор.

Доктор Морель покачал головой:

– Нет. Христианство – религия стадная. Она учит послушанию, а отсюда следует, что христианами легче править, чем нехристианами.

Егор попробовал на прочность ремни, стянувшие ноги.

– А что, если я скажу вам, что нацисты – просто злобные свиньи, возомнившие себя богами? – язвительно проговорил он.

Морель не обиделся.

– Это ваше мнение, юноша, и оно ничего не стоит, – спокойно заявил он.

– Так уж и ничего?

Доктор улыбнулся и велеречиво изрек:

– Сильнейшие преодолевают осуждающие оценки. Мир создан так, что в нем всегда существовала иерархия сил. Повелевающие должны повелевать, подчиняющиеся – подчиняться. Так было всегда.

Егор молчал, размышляя над тем, есть ли у него шанс высвободиться, и поглядывал на железный шкаф у противоположной стены. В подобных шкафах обычно держали оружие.

– Знаете, юноша, – снова заговорил бывший лейб-медик, – меня не удивляет, что мы, немцы, победили всех прочих в великой войне. Мы не любим унывать. Кто сохранил и воспитал в себе крепкую волю вместе с широким умом, имеет более благоприятные шансы для возвышения. Кто может повелевать, находит таких, которые должны подчиняться.

Он подошел к железному столику, на котором были разложены шприцы, ампулы и хирургические инструменты – скальпели, пилы, карнцанги.

– Война унесла множество индивидов высшей породы. Но кто уцелел, тот силен, как черт.

– А как насчет морали? – поинтересовался Егор.

Доктор взял один шприц, подумал и положил его на место. Взял другой и задумчиво произнес:

– Мораль ограждала неудачников, приписывая каждому бесконечную ценность. Если предположить, что вера в эту мораль погибнет, то неудачники утратят свое утешение – и погибнут тоже. Тот, кто хочет властвовать, должен осознать фальшивость любой морали. Он должен сказать: мораль – это я!

Егор усмехнулся и сказал:

– Вислоухий властелин – над ослами господин.

Доктор посмотрел на него с удивлением.

– Вы читали «Заратустру»? – недоверчиво спросил он.

– Было дело, – ответил Егор. – Деление на господ и чернь – это старая песня, ей уже несколько тысяч лет.

– Это не просто деление на господ и чернь, – возразил Морель, – эта структура более сложная и развитая. Главная ее цель – рождение высшей культуры. А такая культура возможна только на широком основании крепко сплоченной посредственности.

Доктор вздохнул.

– Конечно, система эта не будет работать, пока мы не воспитаем в подчиненных расах определенные качества. Качества, способствующие раболепному служению и беспрекословному подчинению.

– И как вы намерены это сделать? – поинтересовался Волчок.

– Во-первых, нам поможет современное машинное производство, построенное на эксплуатации человека человеком. Во-вторых, неоценимую услугу окажет нам мораль рабов, которая воспитывает в человеке качества орудия. Такой моралью является христианство.

– В вашей «системе» есть противоречия, доктор. С одной стороны, вы признаете только силу и стремление к господству, приводящие к рождению новой расы людей, а с другой – ратуете за высшую духовность. Но ваш «сверхчеловек» оказывается просто могучим и лютым животным.

Доктор нахмурился. Было видно, что слова Егора ему не понравились. Однако он взял себя в руки и спокойно возразил:

– Моя «система» основана на стремлении вырваться из порочного круга ложных ценностей.

– Таких, например, как безусловная ценность человеческой души?

– Я устал с тобой спорить, слэв. Да мне, немцу, и не пристало это делать.

– Бракованному немцу, – поправил Егор, глядя на карие вкрапления на голубых радужках доктора.

Лицо доктора слегка потемнело, но он совладал с собой и невозмутимо проговорил:

– Возможно. Но все-таки немцу.

– Сколько бедолаг прошло через ваши руки, доктор? Скольких вы подвергли вивисекции, а потом убили?

– Я не считал, – улыбнулся Морель. – Но твой случай исключительный. Тебе предстоит долгий путь биоандроидной модификации. Я буду делать из тебя настоящего арийца.

Егор хмыкнул:

– Думаете, получится?

– Этого я не знаю. Но процесс будет мучительным. Мы будем модифицировать клетки твоего тела. А те, что умрут, заменим искусственными.

Егора осенило.

– Фридрих был вашим детищем, доктор? – спросил он.

– Оберштурмфюрер Граубергер? – Морель усмехнулся. – Да. Его создал я. Исходный материал был неплох, и все же мне пришлось здорово потрудиться, чтобы сделать из него настоящего арийца. Но я вправе гордиться своей работой.

– Гордиться? – Егор насмешливо прищурился. – Этот истукан даже не был человеком.

– Около пятнадцати процентов его тела мне удалось сохранить. Так что, Фридрих Граубергер был человеком.

– Ваш Фридрих был фарфоровым истуканом, куклой. И кстати, из него получились прекрасные черепки.

Лицо доктора Мореля осталось неподвижно, но словно покрылось серым налетом. Он разомкнул тусклые губы и сказал:

– Ты пытаешься вывести меня из себя, слэв?

– Из себя? – Егор усмехнулся. – Бесполезное занятие, вас там уже давно нет. Вы просто чучело, набитое полимерами и обтянутое хорошо выделанной кожей.