– Покажите мне мои покои.

Выставлять беременную женщину на холод не решились, поэтому поселили в дальнем крыле. Пусть, мол, Их Светлость сам разбирается со своей бывшей возлюбленной.

Я чувствовала себя обманутой. И почти не выходила из своей комнаты. Ждала и страшилась возвращения герцога. Моя запутанная жизнь сделалась и вовсе непростой.

Всю неделю лили дожди, поэтому как только выглянуло солнце, я выбралась в сад. Осень вовсю хозяйничала здесь, скрывая тропинки под ворохом листьев. Их сметали, но наутро вновь приходилось браться за метлу и грабли. Я сорвала с ветви уцелевшее яблоко и надкусила. Подставила лицо ветру и закрыла глаза. Совсем неожиданно рядом запела птица. Я поискала ее глазами и обомлела – расцветка у птахи поражала воображение. Такое цветастое чудо в унылом голом саду!

– Красота–а–а, – протянул садовник, сложив руки на черенке грабель. – И откуда только взялась?

Я, плохо знакомая с местной фауной, осторожно поинтересовалась:

– Разве раньше вы таких не встречали? Может, это перелетная птица?

Старик покачал головой.

– Сколько живу, а впервые эдакую красоту вижу. Говорят, в городе их полно, а мне вот никак не доводилось. Надо бы ее изловить и в клетку посадить. В тепле, слышал, еще чудеснее поют.

– Судя по яркому оперению, птица с юга. Ей нашу холодную зиму не пережить.

– Вот и я о чем! Пойду–ка, достану клетку. У бывшего хозяина детишки перепелок держали. Очень уж им нравилось, когда те утром курлыкали, – старик прихватил с собой грабли и направился к кладовке – небольшому домику в углу сада. Я пошла следом.

– А куда делся прежний хозяин?

– Понятно куда, – садовник возился с замком. – Туда, куда и остальные господа, что служили нашему королю. На погост.

Я поежилась. Хоть и была тепло одета, потерла ладонями занемевшие плечи. Эхо войны еще долго будет аукаться то здесь, то там. А я живу в доме врага рогувердцев.

– Вот же дрянь какая! – старик наклонился. Ключ не желал входить в скважину. – Никак подменили?

Я толкнула дверцу рукой, и та свободно открылась.

– Зачем кому–то пробираться в кладовку? Зачем вообще навешивать замки? Боитесь, что украдут метлу?

– Не в метле дело, миледи. У нас тут крысиный яд хранится. Или вот, например, цветки котеи, – он залез пальцами в ведро и вытащил засушенные бледно–желтые головки незнакомого растения. – Знаешь такой сорняк? У воды обычно растет. Кисленькая, из ее листьев еще пироги пекут…

Я помотала головой.

– Слышала как–то. Торговка предлагала пирожки на тракте.

– Листики котеи не только вкусные, но и полезные, от них, говорят, желудок успокаивается, а вот цветки, растертые с золой – чистый яд. Ни запаха, ни вкуса, а коли в еду подмешать, помрешь. Ну, если только лекарь рядом не объявится и не спасет. А так точно конец придет.

– Для чего вы такое зло здесь храните?

– Шаманта терпеть не может, когда тараканы по кухне бегают. А насыплет вдоль стеночки порошка котеи и нету их.

– Может, это она приходила за ядом? – мне сделалось страшно. Если какой–то недруг проник в кладовую, жди беды.

– У нее свои ключи есть.

– Я бы на вашем месте к Збигуву обратилась. Покажите ему подменные ключи. Вы их, наверное, на видном месте хранили? Пусть расследованием займется.

– Да не гоже тревожить знатного господина по мелочам.

– Яд вовсе не мелочи.

Я сама проводила садовника к обережникам. Ключ действительно оказался подменен.

Я отказалась есть. Боялась даже пить. Потребовала прозрачный бокал, чтобы на просвет смотреть, нет ли в воде примеси. Чуяло мое сердце, что Иллиса о моем существовании не забыла. Хоть и тихо сидела в своем крыле, но я–то помнила, какой у нее склочный характер. Такая место под солнцем на раз расчистит.

– Адель, перестань дурью маяться, – по старой памяти Шаманта обращалась ко мне на «ты». Уже все в доме знали, что мое настоящее имя Адель, но вот то, что я ношу титул, герцог никого в известность не поставил. Оно к лучшему. Не приведи случай, до дворца слух дойдет. – Я на твоих глазах тебе цыпленка пожарю.

– Не соли и не перчи, я так его съем.

Голод не тетка. Я внимательно следила, как кухарка разделывает птицу. Если бы она хоть чем–нибудь ее посыпала, точно отказалась бы есть.

– И жарь не на масле, а на вертеле. Вдруг туда котею подмешали.

– Слушаюсь, госпожа, – улыбнулась Шаманта.

Я в удивлении распахнула глаза, когда за дверью, отделяющей кухню от комнаты, где обычно ела прислуга, вдруг запела птица. Сладко, переливчато.

– В окно залетела? – я поднялась, чтобы посмотреть. Та самая яркая птичка, что встретилась нам с садовником в саду, скакала по клетке.

– Обережники приманили, – откликнулась Волюшка, доставая из печи хлеб. – Пусть поет. Для глаз и уха приятно.

В комнату зашел Збигув. Бросил на стол ключ, похожий на тот, что пропал у садовника.

– Не знаю, что с этой бабой делать. Клянется, что взяла котею, чтобы потравить клопов, которые в сундуке расплодились.

– А почему тайно взяла? – я везде искала подвох. Сама не брезгующая при случае соврать, искала ложь и у других.

– Говорит, стыдно, что у нее, принцессы, мелкие твари развелись. Я сам ее сундуки осмотрел. Щедро порошка насыпала, не поскупилась.

Все рассмеялись, а я смело посолила цыпленка.

Но утром нам было не до смеха: заболели два обережника. Их лихорадило, а легкие рвал сухой кашель.

– Что за напасть? – приглашенный лекарь щупал им животы, просил высунуть языки и приподнимал веки. Крепкие еще вчера мужики слабели на глазах. Их затрудненное дыхание ужасало. Каждый раз казалось, что они делают последний вздох.

– У нас кое–кто котею украл, – я не смолчала. Зачем покрывать змеюку, если это ее рук дело? Наверняка Иллиса хотела насолить мне, но не знала, что я с общего котла больше не ем. – Может, их этим ядом отравили?

К моему стыду, лекарь со мной не согласился. Симптомы, видите ли, не те. Напраслину я на Иллису возвела. Котея, оказывается, вызывает глубокий сон, из которого без помощи доктора не выбраться.

– И что примечательно, – эскулап складывал трубку, через которую слушал легкие обережников, в чемоданчик, – точно так же заболели фрейлины инфанты. Уже неделю кашляют и никак не выздоровеют.

– Черный мор? – я помнила страшный рассказ Волюшки.

– Да нет, что–то новое. Я такого раньше не встречал.

На следующий день слегли еще трое подручных Збигува.

Доктор приходил каждый вечер. Все более хмурый и уставший. В городе горел чуть ли не каждый второй особняк знати. В казарме личной гвардии императора тоже появились первые больные.