Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты чего это, мелкая? — вперёд выдвинулась в броне, подобная каменной глыбе, фигура Васи. Руне всё же удалось уговорить нашего неуязвимого завести и себе уник. Последним аргументом стал физический комфорт в путешествиях. Под большим секретом валькирия шепнула мне, что Вася страшно ненавидит простуду и насморк, ибо склонен к ним чаще, чем другие.
— Я подумала, народ, что для простых жителей земель Небытия, склонных почитать традиции предков, встречающих путников по одёжке и в большинстве своём суеверных до абсурда, облик наш, тела, почти полностью покрытые бронёй, чаще всего будут вызывать негативную реакцию…
— Ой, девочка, да дороги и города этого мира видели и не такое! — орчанка Гудрун подошла к инфе, взяла в руки плащ и стала его придирчиво осматривать, — но вещь хорошая, да и лёгкий, много места не займёт. А прочный какой! — она развернула его к себе, слегка подёргав в руках. В унике зелёная Ведьма смотрелась потрясающе. Но выделилась и тут, надев поверх все свои костяные и рунные амулеты. В отличие от неё, Лоос долго сопротивлялась настойчивым советам деда и Сим Ка, убеждая, что её живая броня не хуже, а, может быть, по некоторым параметрам, и лучше уника. Лейтенант — секунда и Оружейник уже хотели махнуть рукой на упрямую альву, когда появился компромисс: уник сделали таким образом, что он мог одеваться прямо на броню Тёмной Королевы, а специальные продольные щели в наручах позволяли появляться легендарным тёмным Клинкам без особых проблем. Да, и Богиня строго настояла на абсолютно чёрном цвете уника. А я ещё удивлялся нервозности деда… С такими капризными клиентами растеряешь последнее самообладание.
— А что это за знак или герб на плаще? И слова…кажется, латынь? — спросила валькирия, развернув свой подарок.
— Да, это латынь, Руна. Non secundum dicendum quod accidens per accidens, что означает «случайности неслучайны». Я долго думала, что же объединяет нас, Бессмертных, пришедших в Лигу разными путями. Наш мастер Холиен частенько поминает Великий Рандом, и он благосклонен к его судьбе, а, значит, и нашей. На каком языке могут общаться люди, разделённые половиной тысячелетия? Я — ксенобиолог Ковчега «Надежа Евразии» и учителя всю жизнь вдалбливали мне наряду с другими одну истину. Язык математики — един для Вселенной. Так почему бы нам, людям двадцать первого, двадцать четвёртого и двадцать шестого веков, несмотря на разные временные линии и реальности не объединиться под символом, взятым из царицы наук? Всех нас объединил Его Величество Случай. Случай — пасынок Вероятности. Вот поэтому символ «Р», математической вероятности, в окружении слов мёртвого языка, давшего начало многим современным, я сочла логичным… — Инфа развела руками, как бы извиняясь.
И я решил поддержать начинание.
— А, по-моему, так и неплохо! Свой герб и свой девиз. Всё же мы не только новая сила этого мира, но и новая элита. Глядишь и свою нишу в местной аристократии займём…
— Материал действительно замечательный! — обрадовалась Инфа поддержке, — не тонет, не горит, хороший изолятор тепла.
— Да уболтала, мелкая! Чего уж там? — Базилевс демонстративно накинул безразмерный плащ и скрепил его на керамопластовой груди вычурной фибулой со всё тем же гербом, — ну, Эс? Пора или ещё ждём? — демонстративно хлюпнул он носом.
Я снова взглянул на пиктограмму и с облегчением вздохнул.
— Время! Пора! — арка портала засветилась по контуру, открывая пятачок влажной земли у крыльца подворья Хейген. Дождь судя по всему в посёлке лил как из ведра. Не сговариваясь, Бессмертные накинули капюшоны плащей, и мы дружной колонной устремились в промозглый день Долины Справедливости.
* * *
Всё-таки горячая пища — это что-то! Все свои восторги я немедленно озвучил гноме, которая вместе со взмыленной Тошей суетилась вокруг стола в основном зале подворья. Ливень за окнами был как нельзя кстати. На улице попрятались все, даже вездесущие гадкие голуби. Да и понятно, нужно быть сущим маньяком во всех отношениях, чтобы разгуливать в предгорьях под осенним дождём, который, как часто рассказывали местные, мог достаточно быстро превратиться в это время года как в град, так и в мокрый снег.
Тем не менее Гудрун и Лоос покинули нас, не задерживаясь, лишь крепко обняв меня на прощание. Причём Тёмная Королева подарила мне долгий и страстный поцелуй, которому я уже никак не мог сопротивляться. Расставаться действительно не хотелось. Заметив мою внутреннюю борьбу, Богиня лукаво улыбнулась и походкой победительницы покинула крыльцо подворья.
Базилевс и Руна решили подкрепиться на дорожку, не устояв перед запахами стряпни Маттенгельд. Измождённые, как и я, сухомяткой на Станции, Бессмертные ели молча, с наслаждением щурясь, как дворовые коты. Но вечно откладывать отправление не будешь. Насытившись, сладкая парочка, коротко попрощавшись со мной и гномой, скрылась за пеленой дождя, который и не думал утихать.
— Мамаша, а чего это нашего гоблина не видно?
— Хандрит Гуггенхайм… оно и понятно. Погодка для его суставов в самый раз. Проведал бы его, а то второй день на чердаке свой мох курит?
— Чего?
— Да он давно себе состав из болотных трав смешал, вроде, от боли помогает. Подгорный его ведает. Может, придуривается старик. Уж сутки как Тоша ему туда еду таскает. Обычно из подвала не выгонишь, а тут в лабораторию эту свою, алхимическую, ни ногой…
— Нда… пойду. Спасибо за обед, мамаша!
— Давай-давай, хватит задницу мять, — и Хейген загромыхала посудой.
Грандмастера я нашёл в мансарде, которая оказалась неожиданно просторной. Да тут можно всю нашу Лигу разместить, да ещё и с комфортом!
В дальнем углу, у слухового окна, на своём любимом кресле, завёрнутый то ли в плед, то ли просто в мешковину (с гоблина станется), уставившись застывшим взглядом на стену серого дождя, сидел, нахохлившись, как сыч мой учитель. На грустно повисшем носу застыла капля воды, а рядом, на небольшом бочонке едва дымила длинная вересковая трубка.
Я тихонько подошёл к старику и присел у кресла. И тут же услышал скрипучий голос гоблина:
— Всё шатаешься где-то, Холиен. Не сидится тебе. Молодость, молодость… талантливый ты, но…шебутной. Нет, чтобы днями и ночами в лаборатории проводить. Эх… а сколько мог бы сделать. И лечить народ забросил. Эхе-хе…
— Так уж выходит, учитель, — мне действительно стало неловко перед больным стариком. Странно, но каждый раз после того, как я применял на нём Среднее исцеление и Среднюю Регенерацию, эти боли в суставах возвращаются вновь и вновь… — опять колени?
— Да, будь они неладны! — Гуггенхайм махнул рукой и потянулся за трубкой. Я помог ему раскурить, взяв с подоконника толстую оплывшую свечу, которая