– Ты можешь изменить облик?

Она жалобно заскулила. Я поняла это, как нет.

Струйки крови сочились из огромных лап тигрицы и пятнали белоснежную шерсть. Учитывая ее отвращение к крови, она, вероятно, не стала бы зализывать раны. Я принесла аптечку, которую Дулитл использовал, чтобы залатать меня, вытащила пинцет и устроилась на полу.

Дали протянула мне большущую лапу. Я открыла бутылку с антисептиком, вылила немного на кусок марли и вытерла кровь с подушечек.

Три стеклянных осколка врезались в плоть, трофеи ее славной битвы с лампой.

– Я хочу, чтобы ты продолжала попытки вернуться к человеческому облику, – проговорил Джим. – Не напрягайся, но продолжай упорствовать.

Я подцепила первый осколок пинцетом и вырвала его из лапы. Хлынула кровь. Дали дернулась, потянув меня за собой. Боль пронзила мой бок. Я поморщилась. Там меня латал Дулитл.

– Спокойно, пожалуйста.

Дали опять заскулила и позволила мне заняться ее лапой. Порез был серьезный.

Итак, теперь у нее и Дерека – одни и те же симптомы: неспособность перекинуться и замедленная регенерация.

Я положила окровавленный кусок матового белого стекла на крышку аптечки.

– Давай поговорим о запахах. – Голос Джима был ровным, успокаивающим. – Ты почувствовала что-то странное на теле?

Дали покачала головой из стороны в сторону.

Я вырвала очередной осколок из тигриной лапы.

– Помимо формы, чувствуешь еще в чем-то себя иначе?

Дали мяукнула. В этом-то и проблема с оборотнями в зверином обличье: они не могли говорить и, разумеется, писать. Вопросы с ответами «да» или «нет» были нашим единственным спасительным вариантом.

Я подцепила третий осколок, но пинцет соскользнул. Стекло вонзилось слишком глубоко.

– Дали, раздвинь пальцы, если можешь.

Огромные когти вырвались из подушечек.

– Спасибо. – Я подцепила кусочек и вытащила его.

Тигровая плоть вскипела под моими пальцами, и я обнаружила, что держу человеческую руку.

– Боже мой! – высоким дрожащим голосом воскликнула Дали. – Боже мой!

– Что ты сделала? – Джим наклонился вперед, собравшись, будто увидел добычу.

Слезы навернулись на глаза девушки.

– Я думала, что застряла навсегда. – Она оглядела комнату. – Я все порушила. И твоя рана… Я так виновата.

– Не беспокойся, – пробормотала я, сосредоточившись на осколке. Мне он показался желтым. Лампа была матово-белая. – Такое со мной постоянно случается.

Я схватила аптечку, держа ее на всякий случай под пинцетом, если вдруг по дороге уроню осколок, встала и отнесла его к окну. Он сверкал, отбрасывая желтые отблески на белую крышку. Привет, Мистер Ключ.

Джим уставился на осколок:

– Топаз?

– Думаю, да. На что споришь, что это кусок «Волчьего алмаза»?

А что? «Жнецы» хотели заполучить пресловутый камень, чтобы использовать его в качестве оружия против оборотней. Два плюс два равнялось кровавому кусочку силиката в моей руке.

– Как по-вашему, он не дает трансформироваться?

Джим стащил его с пинцета, после чего полоснул себя острыми ногтями по ладони и засунул осколок в порез.

В глазах оборотня зажегся зеленый огонек. Губы дрожали. Тело Джима содрогнулось, волосы на руках встали дыбом. Его взгляд стал совершенно диким, но облик остался человеческим.

Он молча извлек осколок и бросил его на крышку аптечки, будто тот был раскален добела.

Вот оно. Оружие, необходимое ракшасам, чтобы уничтожить Стаю. Драгоценный камень не может быть украден: его нужно выиграть, иначе на вора падет проклятие. Они начали участвовать в Полуночных Играх, чтобы заполучить его и разбить вдребезги на множество осколков. Таким образом они не дадут перевертышам принять звериное или боевое обличье. Без трансформации и регенерации Стая превратится в фарш для мясорубки демонов.

– Я, наверное, наступила на него, когда прикоснулась к телу, – пролепетала Дали.

– Ты хотела сказать, когда потопталась по трупу. – Джим дернулся, словно отряхивался от воды. – Один из осколков у парня. Но м-сканер не обнаружит его.

Дали осторожно дотронулась до кусочка.

– Он такой крошечный. Сканер недостаточно чувствителен, чтобы обнаружить его, когда магия на спаде.

– Я не хочу разрезать Дерека на ленточки в его поисках. Вряд ли он выдержит… Должно же быть другое решение, – сказал Джим.

В моей голове сформировался план:

– Я еду в Мейкон.

Джим моргнул, и в его глазах вспыхнул свет:

– Джули, твоя подопечная. Она учится неподалеку от Мейкона. И она чертовски чувствительная.

Джули, девочка-подросток. Ее я встретила во время Вспышки. Малышка обладала талантом «один-на-миллион».

Она была чувствительной и могла считывать цвета магии лучше, чем любой м-сканер. Она училась в Академии искусств: в лучшем заведении, которое я только могла найти, – всего в двух часах езды по лей-линии.

Я кивнула:

– Если кто-то и сможет найти осколок в теле Дерека, то это она.

21

Я постучала пальцем по стойке, прижав телефонную трубку к уху, и проверила марлю, которую я притиснула к ребрам. Кровь все еще шла.

На том конце провода что-то щелкнуло, и меня поприветствовал успокаивающий женский голос.

– Мисс Дэниелс?

– Добрый день.

– Меня зовут Ситлали. Я – куратор Джули.

– Помню. Мы встречались.

В памяти возникла картинка: миниатюрная смуглая женщины с глазами Мадонны.

Очень сильный эмпат. Эмпаты, словно серферы, катались на волнах эмоций людей, чувствуя горе или радость других так, будто они были их собственными. Из них выходили отличные психиатры, хотя иногда пациенты сводили их с ума.

Я нахмурилась. Что-то случилось. Я не просила позвать куратора Джули к телефону.

– Мисс Дэниелс…

– Кейт.

– Вы предвидите будущее?

– Понятия не имею. Почему вы спрашиваете?

– Я пишу вам письмо касательно Джули, и мне стало интересно, могла ли моя концентрация вызвать ваш звонок?

О нет.

– Что она сделала?

– У девочки небольшие неприятности.

Да, Джули состояла из проблем. Однако она была моей малышкой, и, несмотря на доброту в голосе Ситлали, все мои иголки разом встали дыбом. Я попыталась скрыть враждебность в своем ответе:

– Продолжайте.