когда пытаюсь их перевернуть. Еще и в душу харкают, обжигая пальцы.

Я не усложняю свою и так сложную жизнь, а уменьшаю размер блинов до гномьих лепешек и лопаткой переворачиваю их.

— А дяде Максиму повезло, — немножко завистливо вздыхает Ваня, подкравшись в кухню. — Он уехал на работу до твоего завтрака…

— Вот еще!

Оглянувшись, замечаю, что и Дима подошел.

Я бы тоже собралась и улетела по делам, нашла бы себе работу. Обязательно будь у меня такое желание. Я очень удивляюсь своим новым пристрастиям.

Тесто в миске заканчивается.

Дети едят второй раз, но первый у Золотова был вкуснее.

Наступает слегка гармоничный момент, намекающий мне, что пора поведать об отцовстве.

— Милые мои, — ласково прошу, — давайте сядем на диван. Мне нужно вам кое-что сказать.

Приглашаю детей обратно в гостиную.

Усаживаю их на диван, а сама становлюсь напротив.

Очень трудно начинать, решаю приукрасить разговор.

Дети передо мной все-таки…

— Однажды чуть ли не в прошлом веке поступили в древнерусский институт две боярыни Забава и Марья. У них была подруга Ни…нель. Нинель была из крестьянской семьи, зато умная! Вот поэтому и поступила в институт на первый курс. Неделя прошла отлично, пока в жизни этих девушек не появился Князь. Князь оказался настолько красивым и мужественным, что в него был смысл влюбиться. Когда он заходил в аудиторию, даже цветок на подоконнике приосанивался. Князь был богат, но не избалован и всегда умел брать ответственность. Он проявлял щедрость, был внимательным и обладал большой долей очарования. Блистательная харизма создавала вокруг Князя особую ауру, на которую, как на огонь слетались девушки. Все, кроме Нинель, потому что у Нинель сомоценности было меньше чем у воробья! Она в своем мозгу даже мысли не допускала, что может понравиться Князю. Только потому, что у нее было меньше денег и связей, чем у других боярынь. Возможно, наряды не брендовые. Чтобы успокоить душу, Нинель нашла себе беспроигрышный вариант — такого же крестьянина, как она сама. Ровню! Тем временем подружки из кожи вон лезли, лишь бы обратить внимание Князя на себя. Они не единственные боярыни, в институте их было предостаточно. И вот Забава решила перевоплотиться в некую стерву, наглую, бесстыжую яркую на внешность. Чтобы ее было слышно на том конце коридора. Губы красила в малиновый, юбки подрезала и пуговицы на рубашке расстегивала, как бы невзначай, но в тот момент, когда Князь проходил мимо. Но разнузданность не привлекла его. Насмотревшись на телодвижения Забавы, Марья бегала от буфета до Князя и все таскала ему булки и чай. Один раз умудрилась в контейнере салат крабовый в институт притащить! Но Князь тактично отказался. А Нинель ничего не делала, кроме выводов. Потому что чрезмерная вульгарность Забавы привлекала только легкомысленных шутов, а мамкины колыхания Марьи ни на что не способных Емель. Но Нинель по-прежнему считала себя недостойной, оттого и не было в ее жизни Князя, а только крестьянин. И вот случился великолепный праздник в общежитии института и…

— Мам, ну может, хватит? — Ваня недовольно морщит нос.

— Подожди ты! Я только разговорилась. Там еще будет Баба-Яга и Лёшик — леший.

Сын, вздохнув, соскальзывает с дивана и так поглядывает на меня с укоризной и особой серьезностью.

— А черной папки, на которую ты посматривала всю дорогу, пока мы ехали от дяди Артура, не будет?

Меня мгновенно бросает в жар, забываю как дышать.

— Будет…

— А мы ее уже читали и в интернете поискали, что не поняли.

Теряю дар речи.

Дима подходит к брату и в знак поддержки кладет ручонку на его плечо.

— Мы знаем, что в капусте нас нашел не папа, а дядя Максим. Теперь ясно, почему ты называла папу плохим огородником.

Я вся трясусь.

— И как вам эта новость?

— Максим Леонидович готовит нам вкусно, игрушки покупает и не орет. И ты больше не плачешь. Нормально.

Я даже завидую невозмутимости детей, ведь сама едва ли не умираю от волнения.

Ваня шагает ко мне близко и берет за руку.

— Мы все равно папу не очень любили. Он часто ругался и совсем не играл с нами, а дядя Максим играет. И на машине катает. И Павла нам разрешил.

С этими аргументами не поспоришь.

— А вы бы хотели, чтобы Максим стал вашим папой? По-настоящему, — осторожно приспрашиваюсь.

— Мы посовещаемся и скажем ответ вечером.

Глава 22

Золотов.

После работы заезжаю в ресторан и забираю заказ к ужину.

По пути к дому решаю позвонить брату и поделиться новостью насчет отцовства.

— Я догадывался, что так и будет, — говорит Демид, — но иметь родственницу Ниночку это как жить на пороховой бочке. Никогда не знаешь, что за фортель она выкинет завтра.

— Вот такая уж Ниночка, — смеюсь. — Теперь у меня на нее большие планы. Иск, чтобы оспорить решение суда я отозвал, не хочу позориться второй раз.

— Верно, — подхватывает мое настроение. — Ты же понимаешь Макс, что ваши отношения близятся к свадьбе? Дети все-таки уже в школу ходят. Да и бывший Алексей наверняка отсеется и ни на что претендовать не станет, ему сейчас не до этого.

От упоминания мужа Нины у меня невольно сжимается челюсть и напрягается кулак. Я уже вычеркнул его из нашей жизни и впускать не намерен.

— И что с ним?

— Знающие люди доложили, что его мать примчалась в полицию и забрала заявление о краже, а на следующий день вновь обивала порог участка. Блажила, что перстень у нее опять украли. Силой отнял страшный человек во всем черном и балаклаве на голове. Полицейские меж собой посмеялись выдумкам и все-таки приняли заявление. Вряд ли будут рьяно искать как в прошлый раз. Это вроде притчи о пастухе и волках. Не может же какой-то бандит отнять перстень?

— Конечно, нет. Чушь сумасбродной старухи.

Ух! Ветров…

Брат меняет тему.

— Я тебе даже немного завидую, Макс. У тебя сразу двое детей появилось. Сыновей. И Ниночка может родить тебе еще, если захочешь.

Как хорошо, что сейчас горит красный сигнал светофора, и я остановил машину. Потому что у меня потемнело в глазах.

— С ними очень сложно, Демид, поверь на слово, особенно когда не слушаются. Двое — это мой потолок, брат. Больше я не вывезу и не планирую. Мне еще подфартило, что период подгузников пропустил. Ниночку и детей я люблю, жизни без них не вижу, но все же…

Еще немного поболтав, замечаю аптечную вывеску и прощаюсь с Демидом.

Я не шутил, когда говорил о количестве детей, да