вы не переживайте, сейчас доктора найдем, она и откроет дверь.

Отправили матроса за врачихой. Пришла она быстро, словно готова была к такому позднему вызову.

— Извините, Людмила Ивановна, что разбудили, — церемонно начал старпом, — но дело не терпит отлагательств.

— Да я не спала. А что случилось?

— Дверь откройте, — потребовал потерявший терпение Димыч.

— Зачем?

— Надо. С пациентом вашим побеседуем немного.

— А его нет.

— Как нет? — старпом ошалело уставился на Людмилу Ивановну.

— Ему лучше стало, и он в каюту пошел ночевать. Там ему удобнее.

— Давно ушел?

— Да нет, с полчаса всего. А я медпункт закрыла и к себе пошла. Даже вот лечь еще не успела, как видите.

— Людмила Ивановна, как же так? Мы же договорились, что пациент пока останется под наблюдением, — сунулся вперед возмущенный Вадим.

— Так ему лучше стало. Чего держать-то, если лучше?

Переглянувшись, Димыч с Вадимом бросились к лестнице.

В это время по правому борту раздался знакомый скрип и скрежет. Странно только, что раздался он посреди ночи, хоть и белой. Мы привыкли его утром слышать, как раз перед экскурсиями на какой-нибудь дикий берег.

— Что это? — прислушался Димыч, замерев на ступеньках.

— Мотобот спускает, — хлопнул себя по колену третий штурман. — Уйдет, гад!

Все, не сговариваясь, бросились к выходу на палубу.

Мотобот, тарахтя мотором, отошел от правого борта теплохода и направился по течению в сторону маячившего на горизонте Хромовска — конечного пункта нашего круиза.

— Умный паразит, — оценил Сергеич. — В город рвется, там легче затеряться. Тем более, по-русски шпарит, не пропадет.

— Второй спускайте! — старпом, видно, хотел загладить вину за опрометчивое ссаживание Михалны и старался изо всех сил.

Побежали на левый борт, спустили второй мотобот, спрыгнули в него все, кроме меня и Сергеича. Мне Димыч велел стоять на месте под страхом немедленного вытрясывания души, а Сергеич вдруг пропал куда-то.

— Заводи мотор! — вовсю командовал старпом.

В этот момент на палубе появился запыхавшийся Сергеич с канистрой в руках.

— Куда заводить-то! Погодите заводить. Сначала заправить надо, там соляры на донышке.

— Сергеич, твою мать, чего же ты как на охоту, так собак кормить? — взвыл штурман. — Ведь уйдет гад, пока мы тут заправляемся.

— Не уйдет. У него соляры еще меньше. Один запах. Сожгли всю в прошлый раз, а заправлять, видишь, сразу не стали. Так что, не на чем ему уходить, через пару минут заглохнет. Бог не фраер… Ну, теперь можно и заводить.

Мотобот с пятью возбужденными мужиками на борту ушел в погоню.

Мы с врачихой молча смотрели ему вслед, стуча зубами от холода.

Глава 24

На следующий день, ближе к вечеру, провожали туристов. Обошлось на этот раз без «Прощания славянки». Этой записи, к счастью, на борту нет. Настроение обеспечивали корабельные музыканты, играющие «Подмосковные вечера» и «Катюшу». Без «Катюши» у нас тоже никуда. Сейчас еще «Калинку-малинку» заведут — и полный будет порядок.

«Наши» туристы, привыкшие за десять дней видеть нас ежедневно на завтраке, обеде и ужине, подходили прощаться. Даже обнимались. Все же десять дней не так мало, со многими жаль расставаться.

Я поискала глазами Марту. Хоть она и провела основное время круиза на первой станции, все равно казалось мне почти родным человеком. И умница какая оказалась, сразу Алекса вычислила, на одной интуиции. Надо было сразу ее послушать, а не хихикать над старушкой. Ну, что же, теперь Марта может посмеяться над нами. А мне остается только согласиться, что она была права.

Марта обнаружилась в тесной компании русских туристов. Ну, а где же ей еще быть, в самом деле? Вон она, обнимается с «девочками» и плачут все хором. У меня даже глаза защипало от такой трогательной картинки. Марта тоже меня заметила и помахала рукой, подзывая. Потом, не дожидаясь, пошла навстречу под ручку с Вадимом и своей бессменной переводчицей — учительницей немецкого, комкающей в руке мокрый от слез платочек.

Я кивала в ответ на слова благодарности и пожелания счастья и все ждала, когда же швейцарская бабуська скажет, торжествуя, что была права насчет Алекса.

Не дождалась. Марта о нем, как будто, и не помнила вовсе. А может, меня пожалела — кому же приятно признавать свои ошибки.

— Марта, — сказала я, решившись. — Вы были правы насчет Алекса Маутера. Он оказался очень плохим человеком.

Она посмотрела на меня грустным взглядом, склонив набок голову, птичка швейцарская, и ответила, вздохнув:

— Увы. Я оказалась права. Но я бы очень многое отдала за то, чтобы мое мнение оказалось ошибочным. Иногда очень горько оказаться правым.

Вечером вся команда, кроме вахтенных, гуляла в баре. Серега-олигарх устраивал прощальный вечер и настоял, чтобы были все. Мол, иностранцев проводили, можно и расслабиться, забыть о порядках, раз все мы русские люди. Старпом, махнув рукой, согласился. Все равно завтра у команды выходной, а раз все мы русские люди, да еще и банкет за счет отечественного спонсора… в общем, получился такой внеплановый праздник.

Димыч явился позже всех, плюхнулся за наш с Вадимом столик и, опрокинув залпом сто грамм коньяка, заявил, что он снова в отпуске.

— А жулики твои об этом знают? — спросил Вадим. — Или они тоже как бы в отпуске.

— Не, жуликов я сдал под роспись местному РОВД. Втолкал буквально. Представляете, они хотели, чтобы я их сам в город вез. Совсем обнаглели. Может, еще предложат за Серегин счет их этапировать?

— Но втолкал же. Привезут местные менты их в город сами. Там им срок дадут, справедливость восторжествует. Чего ты грустный такой?

Димыч налил себе еще коньяка и сказал задумчиво:

— Ага, привезут. И даже судить будут. Вот только насчет срока я бы так уверенно не говорил. Откажется этот ваш Володин от показаний в суде, и крутись как хочешь. А Алекс скажет, что этот малахольный его оговорил. И вообще, он гражданин другого государства. И убитые тоже из разных стран оказались. Поймать — самое простое, ты попробуй их посадить потом. Может, копы немецкие захотят с ним сами побеседовать. Самая чехарда еще только предстоит. Это вам не на мотоботе по реке гонять.

Он посмотрел на Вадима печальным взглядом и сказал с укоризной:

— Вот зря ты не дал мне хотя бы морду ему набить. Хоть бы какое-то моральное удовлетворение было от работы.

Он тяжело вздохнул.

— Да ладно тебе, Дим, — попыталась я утешить грустного опера. — Может, все еще получится. Боцман правильно сказал: «Бог не фраер». Посадят этих двоих, никуда они не денутся.

— Троих, — поправил Димыч. — Парикмахершу тоже взяли. Опера кедровские отзвонились. Даже