очень хороший. У него двое детей — девочки.

Входит  В и к т о р  с букетом.

В и к т о р. Ты уже здесь?

М а р и й к а. Я думала, ты встретишь.

В и к т о р. Да вот — цветы искал, то, се… Куда их?

Марийка ставит букет в вазу.

Видишь, как вышло? Но ты — держись, Марийка. В жизни все случается. Ты уже не маленькая…

М а т ь. Не нужно, Витя.

В и к т о р. Я только хочу сказать — не расстраивайся. Нужно быть выше этого. Ведь, если разобраться, таких, как он, и отцом называть нечего…

М а р и й к а. Что?! Это неправда, мама! Неправда! Неправда!..

8

Вечер. Лестничная площадка в доме, где живет Марийка. Деревянные точеные перильца, скрипучие ступеньки. Дверь в квартиру, обитая дерматином. Почтовый ящик, заклеенный названиями газет.

По лестнице поднимаются  О л е г  и  М а р и й к а, останавливаются перед дверью.

О л е г. Ну как? Понравилась картина?

М а р и й к а. Ничего.

О л е г. Точно! Хорошая! Целый час за билетами в очереди простоял!

М а р и й к а. А вообще, если разобраться, ничего особенного.

О л е г. Чего ж там особенного? Конечно, ничего особенного!

М а р и й к а. Я таких фильмов не признаю. Любит одну, потом другую, уходит, мучается, возвращается… Как будто в жизни нет ничего важней, чем все эти переживания!.. Не люблю таких картин.

О л е г. Кто ж их любит?

М а р и й к а. Барахло картина!

О л е г. Точно! Хуже не придумаешь! Еле до конца досидел!.. Но все-таки — вместе сходили, и места были хорошие…

М а р и й к а. И еще. Зачем показывать, как они целуются? Не вообще, а вот так, во весь экран, с мельчайшими подробностями… Зачем?

О л е г (пожал плечами). Сам не знаю…

Они стоят друг перед другом и так близко, что, кажется, вот-вот Олег поцелует Марийку. И она сама заметила это, отступила на полшага.

М а р и й к а. Ты чего, Олежка?

О л е г (шепотом). Ничего…

М а р и й к а (шепотом). Не надо…

О л е г. Почему?

М а р и й к а. Я лучше пойду…

О л е г. Лучше не уходи…

М а р и й к а. Почему?

О л е г. Сам не знаю…

М а р и й к а. Завтра же на заводе увидимся…

О л е г. Все равно — лучше не уходи…

М а р и й к а. Кто-то идет…

Вверх по лестнице взлетает  В и к т о р.

В и к т о р. Марийка, бежим в кино, только в темпе! На журнал опоздаем — не беда, зато картина, говорят, детям до шестнадцати!

О л е г. Барахло твоя картина.

В и к т о р. Извини, друг, но ведь приглашаю не тебя… (Марийке) Скорей, последний сеанс, они там раньше начинают!

М а р и й к а. А мы только что оттуда.

В и к т о р (не сразу). Ясно. (С наигрышем) Никому не нужен лишний билетик? (Марийке) Не можешь мне простить, как я про твоего отца сказал, да?

М а р и й к а. Ты, Витя, ничего, оказывается, не понял… Да, у меня хороший отец, настоящий, и его стоит называть так. А что я уехала оттуда, и он про нас ничего не знает, так это, наверно, тоже самое правильное. Пускай живет и работает спокойно. У него тем более дети. Он им нужнее. Они еще маленькие.

В и к т о р. Ну хорошо, хорошо, извини. Это все Борис виноват, настроил меня…

М а р и й к а. При чем здесь Борис? Каждый остается самим собой. Просто ты сам… сам каким-то другим стал. Не таким, как раньше.

В и к т о р. А не наоборот? Может быть, не я, а ты стала другой?

М а р и й к а. Может быть.

В и к т о р. Вот и весь разговор. Без камуфляжа. Лишний билетик никому не нужен! (Порвал билеты в кино.)

М а р и й к а (рассмеялась). Дурак ты, Витька!

В и к т о р. Какой есть.

М а р и й к а. А мне понять нужно, что вдруг произошло. И с тобой и со мной! И дело не только в том разговоре, когда я вернулась с вокзала…

В и к т о р. Это точно. Все гораздо проще. Я, как выяснилось, хорош на параде, когда печатаю шаг. Или в отпуске, когда со мной можно прогуляться вечерком. А когда отпуск кончается через пару дней и мне ехать в часть к чертям на рога и служить там и год, и второй… Вот если бы сказал прямо сейчас — поедешь со мной туда?

М а р и й к а. Нет.

В и к т о р. Коротко и ясно.

М а р и й к а. Но совсем не потому, что это далеко и трудно. Вовсе не из-за этого.

В и к т о р. Все правильно. Кому физика, кому лирика, а кому и служба. Кто-то должен!

М а р и й к а. Почему кто-то? Олегу осенью тоже в армию идти… Нет, Витя, ничего ты не понял. Ни тогда, ни сейчас.

В и к т о р. А, брось! Все я понял. Особенно сейчас!

М а р и й к а. До свидания, Олег. Завтра увидимся. (Ушла, закрыла дверь за собой.)

Пауза.

В и к т о р. И куда же тебя осенью заберут?

О л е г. А что?

В и к т о р. Как знать, может, пересечемся.

О л е г. В подводный флот.

В и к т о р (не сразу). Счастливого плавания! (Быстро ушел.)

И как только затихли его шаги, Олег кинулся к закрытой двери, замолотил кулаками в мягкий дерматин — какой-то пустой, беспомощный стук от этого, но тем яростнее, одержимее колотит эту дверь Олег.

О л е г. Марийка! Слышишь? Я же тебе ничего еще не сказал. Ты одна на свете, без тебя нет вообще ничего… Марийка!

Но дверь молчит.

Завтра мы увидимся, но мне нужно все сказать тебе сегодня, прямо сейчас, потому что я столько времени все это таскаю в себе… Конечно, есть в жизни вещи поважней, чем всякие там переживания, но сегодня, сейчас это для меня самое важное в жизни, понимаешь? Потому что все изменилось и во мне, и вокруг меня! Слышишь?

Но дверь молчит.

Наверно, я все не то говорю, и ты правильно делаешь, что не открываешь дверь, но завтра, когда мы увидимся, я все равно пойму и даже спрашивать тебя не буду ни о чем… Слышишь, Марийка?

Говоря все это в дверь, приникая к ней ухом, Олег не заметил, как по лестнице поднялся и остановился у него за спиной пожилой  п о л к о в н и к  с портфелем.

П о л к о в н и к. Значит, она дома?

О л е г (застигнутый врасплох). Кто?

П о л к о в н и к (улыбнулся). Марийка.

О л е г. А в чем дело?

П о л к о в н и к. Видишь ли… я прямо с поезда… Приехал посмотреть, какая у меня выросла дочь…

И в ту же минуту распахнулась настежь дверь, а там — Марийка, которая стояла по ту сторону, все слышала, а теперь она стоит в дверях и только смотрит на отца, только смотрит…

З А Н А В Е С.