Вечер.

Только что  М а т ь  и  Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а  вели какой-то серьезный разговор с Марийкой, а та, разозлись, выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

М а т ь. Ну-ка, вернись сию же минуту!

Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а. Неужели на нее так подействовали эти полгода и завод?

М а т ь. Это потому что Варя приехала. (Кричит) Я кому сказала?!

Входит  М а р и й к а.

М а р и й к а. Быть доброй? Вы хотите, чтобы я была доброй? Конечно, вы всегда учили меня быть доброй! Но это не самое главное в жизни!

Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а. Все зависит от того деточка, как понимать доброту.

М а р и й к а. Нет! Все зависит от того, кому она предназначена! Кто будет ею пользоваться! Добреньких на свете хватает, а этим пользуются люди плохие, гадкие!

М а т ь. Так ты говоришь о Варе?

М а р и й к а. Я говорю, что нельзя быть одинаково доброй ко всем! Так можно убить всякую справедливость! А вы требуете, чтобы я делала вид, будто ничего особенного не произошло и все в порядке. Зачем?

М а т ь. Я только прошу — будь с Варей помягче…

М а р и й к а. Значит, врать? Она даже от ребенка отказалась, аборт сделала, чтобы пожить для себя, в свое удовольствие!

М а т ь. Что она говорит!..

Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а. Ты в запальчивости искажаешь мамину мысль. Насколько я поняла, она просит не быть к ней жестокой. Должна же существовать какая-то мера в отношении людей, которых ты считаешь неправыми.

М а т ь. Не нам судить ее.

М а р и й к а. А кому же тогда?!

Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а. Речь идет лишь о мере человечности, больше ни о чем. Если хочешь, о корректности, которая вообще никогда не мешает.

М а р и й к а. Хорошо, я постараюсь.

Входит  О л е г, в руках у него электрический утюг.

О л е г. Я новую спираль поставил. Включите, попробуйте.

Л ю д в и г а  Л е о п о л ь д о в н а. Не знаю, как вас благодарить. Пойдемте, Верочка, испытаем утюг!

Уходят.

М а р и й к а (не сразу). Тебе бы в ателье бытового обслуживания.

О л е г. Так ведь попросили.

М а р и й к а. Да?

О л е г. Людмила Леопольдовна.

М а р и й к а. Не Людмила, а Людвига. Польское имя.

О л е г. Все равно. И вечер свободный. В общежитии скука.

Пауза.

У тебя мать, оказывается, вымпела вышивает. (Взял со стола один из кумачовых треугольников.)

М а р и й к а. Что особенного?

О л е г. Никогда не думал.

М а р и й к а. Кто-то делает деньги, мы не думаем об этом тоже. И ордена делают… Мама как сюда во время войны приехала, так и работает в этой мастерской. Только теперь на дому, по состоянию здоровья… А раньше они знамена чинили простреленные, прожженные, прямо с фронта. Вот был случай, она рассказывала. Привезли один раз такое знамя, заказ был срочный, часть формировалась, нужно было знамя. А привез его солдат, усталый, пожилой. Ему говорят: «Ложись, поспи, пока мы тут справимся». А он отказывается: «Не положено, говорит, я при знамени». А сам еле стоит, и глаза слипаются. Только одно попросил — чтоб его толкали, чтоб сесть не позволяли, а то свалится. Так и простоял на ногах все время, пока знамя чинили… Мне нравятся такие люди. Ты бы как поступил на его месте?

Олег пожал плечами.

А теперь вышивает: «Жить и трудиться по-новому». Что значит «по-новому»? Может, просто по-человечески?.. Вот скажи: ты добрый?

О л е г. Откуда я знаю?

М а р и й к а. А вообще — это хорошо, по-твоему, или плохо?

О л е г (пожал плечами). Зачем тебе?

М а р и й к а. Варя приехала.

О л е г. Какая Варя?

М а р и й к а. Жена Бориса, я тебе рассказывала.

О л е г. А-а… В гости?

М а р и й к а. Барахло свое забрать. Которое осталось… А Борис — деньги присылает. Каждый месяц, как пенсию.

О л е г. А что? Матерям многие присылают.

М а р и й к а. Конечно, присылают. Но если одни только денежки и ничего больше? Ведь сын родной!.. Ладно, пускай, когда-нибудь явится сюда, я ему все выскажу, что о нем думаю!

Входит  В а р я.

В а р я. Как ты изменилась, Марийка! Ну здравствуй, здравствуй! (Поцеловала Марийку, которая даже не шевельнулась в ответ, молча кивнула Олегу.)

О л е г. Я пойду.

М а р и й к а. Останься!

Олег пожал плечами и остался.

В а р я. Как живешь?

М а р и й к а. Спасибо, хорошо. Вы тоже неплохо выглядите.

В а р я. Вера Платоновна сказала, что был ответ из Москвы.

М а р и й к а. Да. Розыски отца продолжаются.

В а р я. Рада за вас. А Виктор пишет?

М а р и й к а. Да, конечно.

В а р я. Он теперь кто же?

М а р и й к а. Отличник боевой и политической подготовки.

В а р я. Нет, а по званию?

М а р и й к а. Еще не генерал.

В а р я. Почему ты так говоришь со мной?

М а р и й к а. Разве я говорю не корректно?

В а р я (со смехом). Ну ладно уж, ладно… Вот что мы с Борей предлагаем тебе. Ты теперь работаешь, у тебя будет отпуск. Приезжай к нам. У нас есть свой домик, садик. Правда, влезли в долги, но зато ни от кого не зависим. Приезжай, погостишь немножко. Летом у нас будет своя клубника.

М а р и й к а. Спасибо. Только я не люблю клубнику. Меня от нее тошнит.

В а р я (сухо). Хорошо. Но запомни одно: ты не хочешь простить нас, а мы не можем без конца чувствовать себя виноватыми перед вами. Так мы никогда не помиримся.

М а р и й к а. А разве мы должны обязательно помириться?

Варя уходит, не сказав больше ни слова.

О л е г. Даешь дрозда.

М а р и й к а. Пойми, Олег, иногда можно отказаться от самого дорогого. От матери, от дома, от счастья, от самой жизни. Но только в том случае, если отказываешься во имя чего-то гораздо большего, чем все это… А если живут только для себя, чтобы только себе уютно и спокойно, а на остальное наплевать, тогда страшно. Понимаешь? А они так и уехали. И клубнику будут разводить! Нет, не для базара, не думай. Только для себя. И гостей будут угощать клубничным вареньем, а те будут похваливать… А вокруг них будет строиться коммунизм!

Возвращается  В а р я.

В а р я. Я не хотела начинать этот разговор, когда ехала сюда, но раз ты сама завела эту музыку, я скажу все, что думаю… Вы — неприспособленные…

М а р и й к а. Это к чему же не приспособленные?

В а р я. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Вы все неприспособленные. И ты, и твоя мать, и эта Людвига Леопольдовна. Вы и Бориса хотели сделать таким же! Вы считаете, если другие хотят жить не так, как вы, значит, это уже плохо. А кто дал вам право судить других? Кто дал тебе такое право? Нет, нет, спорить с тобой я не намерена. Ты намного моложе меня, и в твои годы я, наверно, тоже рассуждала, как ты сейчас. Но жизнь еще не раз заставит тебя саму делать выбор. Самой для себя что-то решать. И я посмотрю, как ты запоешь тогда. В таких случаях громкие слова не помогут, учти.

М а р и й к а. Это все?

В а р я. Все.