Нина-Марина уже успела поездить с гастролями по Европе, заработала на евроремонт и мебель, у нее есть свой водитель и охранник. Ее приглашают на телевидение и радио, на светские тусовки. Она успела побывать замужем.

— Целых полгода с дураком жила, представляешь? Целых полгода! Он хотел, чтоб я ему борщи варила и танец живота исполняла, это после того, как на сцене семь потов с себя сгоню.

После душа Нина-Марина явилась на кухню, где уже хозяйничал Бильбао, в домашнем халате и с мокрым ежиком волос. Без грима и парика она была даже привлекательней той женщины, которая зазвала его в машину.

— Так как все же вас теперь называть, мадам? — спросил Бильбао.

Она лишь махнула рукой:

— Да как тебе вздумается. Хоть стервой. — Она обеспокоенно взглянула на старые, с гирьками, ходики. — Суперремонт сделала, но решила от бабушки память оставить. Это святое. Ты до которого часа свободен?

— До одиннадцати утра.

— О, хорошо! Тогда мы с тобой все-все успеем сделать.

Она была такой же, как и раньше, на море. Она даже, кажется, пахла сейчас просоленной полынной степью.

Назавтра Сереброва была свободна от концертов и репетиций, потому ночь они не спали. Любовью занимались в охотку и с желанием, но было время и поговорить.

— Бильбао, возникнут проблемы с работой — звони сразу: устрою. Знаешь, как это ни смешно, но в Москве не хватает нормальных мужиков. Вот и сейчас подружка охранника ищет, так что если есть кто на примете… А не будет проблем — все равно звони. Поспать — само собой, но мне и поговорить по-человечески даже не с кем.

«Я тоже давно по-человечески ни с кем не говорил», — подумал Бильбао.

* * *

В одиннадцать часов, как и договаривались, он зашел к Когану.

Московский кабинет Яков Яковлевич обустроил почти так же, как и в родном городе, даже старая его пепельница стояла на дальнем углу стола. Поздоровавшись с Бильбао, он взглянул на часы:

— До четырнадцати ноль-ноль я занимаюсь только с тобой, и никто нам мешать не будет. Времени вроде много, но и разговор наш тоже не пустяковый. Мы ведь сюда приехали Москву и мир покорять, так? И уже есть план, с чего надо начинать. Слушай внимательно. Один американец хочет на наших верфях построить шикарный пассажирский корабль, но я нынче на виду и, как госслужащий, выступить посредником между заказчиком и подрядчиком не могу. Потому ты сегодня же зарегистрируешь на себя предприятие, допустим, по оказанию полиграфических услуг… Впрочем, не важно каких, важно — что ты будешь числиться в сфере малого предпринимательства и с тобой можно будет заключать контракты…

Яков Яковлевич продумал уже все мелочи, решил все вопросы. Бильбао оставалось только обойти с нужными бумагами нужные кабинеты, и вечером того же дня он открыл ключом, полученным от Когана, дверь на первом этаже многоэтажного дома. Это была квартира, переоборудованная под офис. Две из трех комнат были еще пусты, но одна уже заставлена приличной мебелью, оргтехникой. Стоял даже посудный шкаф, где с чашками-рюмками красовалась нераспечатанная бутылка виски. Завтра ее предстояло открыть для американского судовладельца.

Уже завтра.

Яков Яковлевич объяснил спешку так: за подобными заказами охотятся многие, и охотятся в прямом смысле — могут и на мушку взять. Надо дело провернуть оперативно, чтоб конкуренты глазом моргнуть не успели.

— Строить судно будем в Николаеве, там у меня старый друг работает, предварительная договоренность с ним уже есть. При удачном раскладе твой процент в рублях составит…

Он даже не сказал об этом вслух, взял авторучку и написал цифры на листе, потом протянул Бильбао. Бильбао взглянул на лист, свернул его и сунул в карман рубашки. Весь день хотелось вытащить его и еще раз взглянуть на многочисленные нули, но сделал это только сейчас. Уселся за новенький стол, включил настольную лампу.

Солодовых действительно расплатился с ним по-царски, да и без того личные его сбережения были вроде бы немалыми.

Вроде бы.

Но это — смотря с чем сравнивать. Если с написанными Коганом цифрами, то весь уже существующий капитал Бильбао — мелкие карманные расходы.

— Ни фига себе, — говорил Лукаш, обходя комнаты. — Чтоб я так жил! Ты буржуем стал, Бильбао! А ванная! Можно я искупаюсь?

— Давай. К вечеру ты должен выглядеть как денди лондонский — на концерт идем. Нам будет петь звезда советской эстрады Марина Сереброва.

— Иди ты! Захар, слышь? — крикнул он в сторону кухни. — На саму Сереброву пойдем.

Ответа не последовало. У Захара Скрипача был занят рот: он поглощал мясной салат. Проголодался в дороге: Бильбао ведь прислал им деньги только на билет, а своих сбережений хватило лишь на чай да пару пирожков.

Не складывалась жизнь у Захара. Родной колхоз развалился, работы там для него не нашлось. Прибился к Лукашу, охранял его, когда тот дурачил публику наперстком и кубиками, но заработки их становились всё меньше, чаще приходилось пускать в ход кулаки. Конкуренты Лукаша работали бригадами, платили ментам, соперничать с ними в городах становилось всё труднее. А в селах и станицах у людей не было денег, чтоб платить за дурацкие фокусы.

Сиротка приехал в Москву еще накануне вечером: дорогой костюм, золотой перстень, швейцарские часы. «Я деньги не коплю, это ненадежно, я их сразу в себя вкладываю, правильно?» О взаимоотношениях с Солодовых сказал коротко: «Пусть молится на меня». Выпили за встречу они немного, но Сиротку так развезло, что он всю ночь блевал в ванной, а теперь спит мертвым сном.

После осмотра квартиры Лукаш и Бильбао возвратились на кухню, сели за стол.

— Так объясни, Бильбао, на кой черт ты нас пригласил? Повод?

— Да просто повидать захотелось, — засмеялся он. — Вы же Москву еще не видели?

— Нет, зоны в основном севернее расположены. А столица, конечно, громадная. Я тут развернулся бы. Нашел бы для себя дело. Скрипач, переедем в столицу, а?

Захар откусил бутерброд с ветчиной, запил, как компотом, стаканом водки и лишь пожал плечами.

— Да… — протянул Лукаш, взяв свой старенький дипломат и щелкая замками. — Ты же не в курсе, Бильбао. О Захаре в газете писали. Представляешь, голыми руками волка задушил. Спас, так сказать, колхозную отару. Овцы за деревней паслись, и на них волк напал. Захар взял и скрутил ему башку. А работы для него все равно не нашлось. Где справедливость? Вот, посмотри, материал в районной газете.

Заметка называлась «Гладиатор из Ракитного».

— Оставь газету себе, — разрешил Лукаш. — Я двадцать экземпляров ее купил. Это ведь вроде как рекомендательное письмо для друга. Авось пригодится.

Вечером они пошли на концерт. Потом Марина пригласила их на ужин. Героем стола стал Захар. Лукаш всем рассказывал о том, как его друг расправился с волком, все ахали, а тот, кто был в центре внимания, невозмутимо поглощал ужин.