И вновь по прошествии двух лет государь отметил успехи князя, прочно закрепив за ним звание собственного любимчика. Но Григорий Романович действительно ни разу не подвел доверия базилевса, и полки нового строя не стали исключением – эти подразделения продемонстрировали высокую степень выучки и профессионализма офицеров и солдат.

Что же, князя ждало новое назначение – на этот раз он стал воеводой полка правой руки, командиром западной, граничащей с Республикой украины. Опытный порубежник, начинавший свой путь простым всадником, Ромоданский с удвоенной энергией приступил к налаживанию службы. При нем была введена привычная на юге дымовая сигнализация и налажена система патрулей, гораздо больше, чем при предшественниках, тратилось времени на обучение гарнизонов и расквартированных по городкам частей, строились новые крепости и обновлялись старые укрепления. А три лета назад в Республике началось восстание рогорцев – и вся западная граница с того момента жила в сиюминутной готовности к выступлению. Но приказ идти на помощь добившемуся независимости королевству государь отдал лишь два с половиной месяца назад.

Пожалуй, этот поход стал самым сложным испытанием в жизни князя. Никогда до этого он не собирал под свою руку столь огромные силы в единый кулак, никогда еще не был ответственен за многие тысячи воинских жизней. Одно дело налаживать службу на укрепленном десятком крепостей кордоне, протянувшемся на сотни верст, и совсем другое – брать под свое начало всех его защитников, рискуя в случае неудачи оставить Родину без защиты.

Ну а кроме моральных терзаний и смутного волнения, что может и не справиться, на Григория Романовича обрушилось множество неизвестных ему ранее проблем.

Начать нужно с простого – двадцать тысяч воинов потребно ежедневно кормить и поить, и желательно хотя бы относительно свежими продуктами (не хватало еще эпидемий). Тянуть за собой гигантский обоз непрактично – продукты могут и пропасть, а скорость движения армии падает до скорости самой медленной и скрипучей обозной телеги, – а грабить местных жителей, настраивая население против себя, не только неправильно и бесчестно, но и государь строго запретил. В итоге пришлось идти на компромисс, выделив обозу сильное охранение и бросив вперед летучие отряды легких витязей – захватывать близлежащие продовольственные склады, расположенные в более-менее крупных городах и городках. И на местах у населения еду не отбирать, а скупать, пусть и по дешевке, излишки провианта. Решение в данной ситуации далеко не самое глупое, вот только обратной его стороной стало сокращение войска на целую четверть!

Другой проблемой стали вдруг участившиеся случаи насилия над населением, мародерство, грабежи и даже дезертирство. Никогда еще Ромоданский не сталкивался с подобными проблемами – привык, что на границе ратники служат честно, селян не обижают. А тут вдруг такое… Нет, людей тоже можно понять – паны никогда не отличались кротким нравом и во время войн могли запросто спалить захваченную деревню… вместе с жителями. Или поставить вдоль дорог колья с насаженными на них ратниками, попавшими в плен, или по пьяни изнасиловать девок и баб, а потом жестоко их порубить… Это можно понять по-человечески – то, что загорелись поместья и давно уже обветшавшие замки шляхтичей. Да только вкусившие плоть беззащитных панночек и вдоволь пограбившие барское добро вчерашние честные ратники начали запросто грабить и нищих кметов, без всяких раздумий задирать подолы простых девок и баб… Понятно, что мужья и отцы пробовали заступиться – так ведь с косой и вилами, да плотницким топором против огнестрелов и сабель много не навоюешь! Но ведь были же потери и среди ругов. А озлобившиеся, вкусившие невинной крови воины, с пугающей скоростью терявшие человеческий облик, мстили селянам, сжигая деревни, где кметы посмели оказать сопротивление. А попутно и грабили их – не пропадать же добру! За немногими потерявшими над собой контроль потянулись и остальные вои…

Словом, князю пришлось на деле убедиться, что дисциплина в походе – вещь первостепенная и архиважная. Еще никогда ему не приходилось проливать кровь своих же – но, когда потребовалось, Григорий Ромоданский пошел на это без колебаний. Мародеров и грабителей ждала позорная смерть в петле, но на время похода князь позволил им принять более достойную – от клинков своих же товарищей. Причем, хорошенько подумав и взвесив все «за» и «против», палачами воевода назначил самых отличившихся при грабежах, заводил и стихийных вождей, пообещав не лишать живота взамен позорной работы. Многие, правда, отказались, но были и те, кто решил купить свою жизнь казнями товарищей. Да, было и такое… Правда, никто из них не дожил до следующего утра, бесследно сгинув прямо в расположении частей, и никто уже не дознавался об их исчезновении. Князю было важно показать ратникам, насколько гнилая душа у тех, кто поднимает руку на безоружных, и вызвать у служилых не столько страх перед расправой, сколько отвращение и ненависть к таким людям. У него получилось – воев проняло, и дальнейших случаев насилия над мирным населением удалось избежать. Вот только особо отличившиеся отряды и вовсе предпочли дезертировать, и, чтобы не разлагать собственный тыл, Ромоданский был вынужден выделить летучие сотни витязей для истребления новоиспеченных разбойников – вчерашних соратников.

А между тем легкая кавалерия была нужна воеводе как воздух! Ибо, вторгаясь в чужую землю, князь более всего уделял внимание разведке – для него было важно без исключения все. И расположение населенных пунктов, и наличие у противника еще не до конца обветшалых укреплений, способных послужить в бою. Легкие разъезды должны были обнаруживать и истреблять шляхетские хоругви, но главное – не пропустить момента сближения с королевским войском.

Вот только вместо армии Якуба забравшиеся вглубь герцогства разведчики встретили тысячи рогорских беженцев, из уст в уста передающих одну и ту же страшную весть: Рогора пала под клинками заурцев, султанат завладел землями по ту сторону Каменного предела!

Ошарашенный новостями князь срочно отправил гонцов к базилевсу, прося инструкций в связи с изменившейся в корне ситуацией. Григорий Романович был уверен в необходимости дипломатических шагов – ведь теперь, учитывая заурскую угрозу, Республика автоматически получала статус наиболее вероятного союзника! А разоренная Рогора, наоборот, теряла всякую союзническую ценность.

Между тем останавливаться воевода не стал и, приняв в расчет многочисленность выступившей заурской армии, поспешил закупорить проход в горы. Не имея права заключать перемирие от собственного имени, князь был вынужден направить на север крупный заслон, закрепившийся на удобном для обороны берегу Влатвы. Шесть тысяч пешцев при полусотне орудий и две тысячи легких всадников-витязей увел за собой товарищ воеводы, родовитый, но оттого не менее разумный и боевой воевода Андрей Шеян. Так что за тыл Григорий Романович не беспокоился, а вот его собственное войско, увы, в значительной степени ослабло. Четыре тысячи панцирной конницы – рейтар и латных витязей, семь стрелецких приказов по пятьсот воинов в каждом, солдатский мушкетеро-пикинерский полк в полторы тысячи бойцов, да пушкарей пять сотен на семьдесят орудий – вот, собственно, и все силы. Некоторые молодые воины пугались, когда слышали рассказы беженцев об огромной, затмившей горизонт армии врага, но сам князь знал, насколько велики глаза у страха, а потому справедливо оценивал силы заурцев максимум тысяч в сорок воинов. Вчетверо более, чем у него, но воевода занял оставшиеся от летней кампании полевые укрепления рогорцев, перестроенные лехами для обороны горного прохода. Их было нетрудно чуть обновить да расчистить, и Григорий Романович был убежден, что на этой позиции отобьется и от более могучего врага. Хватило бы продовольствия…