Несмотря на собственную бережливость и рачительность, князь отдал половину обоза беженцам. Впрочем, почему отдал? Честно продал. Ибо среди бегущих от врага жителей ему встретились жены бунтаря короля и его наследника – между прочим, мать и дочь. А с ними оказался и золотой запас Рогоры, вывезенный по приказу принесшего присягу лехам «великого князя». Как же у них все запутанно… Впрочем, когда и где в смутные времена было иначе?

Так вот сей золотой запас и должен был быть потрачен на закупку провианта! Так что Григорий Романович, реально оценивая возможность «потрясти» еще лехских кметов, успевших собрать хороший урожай – заплатив к тому же полновесными золотыми и серебряными монетами, – решил помочь бедствующим. Не забывая, впрочем, о себе и нуждах войска.

И вот уже пять дней, как его рать встала непреодолимой стеной, заняв многочисленные укрепления у развалин Волчьих Врат. Князь ждал врага со дня на день, отправив сквозь горный проход многочисленные разъезды, но сегодня они вернулись – и не одни, а с весьма необычными гостями.

Вся жизнь, а в особенности события последних дней пролетели перед глазами воеводы за несколько мгновений. Да, Григорию Романовичу нравилось вспоминать себя молодым – высоким, статным, могучим, грозой торхов и любимцем сдобных вдовушек, мечтавших провести хотя бы ночь с настоящим богатырем… Но, увы, все в прошлом. Битва у Молоховой горы разделила жизнь князя на «до» и «после». Ибо теперь многочисленные ранения дают о себе знать, с каждым днем все сильнее мучая некогда крепкого мужчину.

Голова князя полностью облысела, а тело без привычных физических нагрузок сильно раздобрело и стало рыхлым. Да, сдал бывший ратник, и очень сильно сдал… Но как же иначе, если на правой руке осталось всего три пальца, что с трудом держат саблю, а левая так вообще усохла после сечи? Как иначе, если ходит воевода всерьез хромая на левую ногу и не может даже ровно встать, скашиваясь набок? Одно счастье, что в седле физические недуги не так уж и сильно бросаются в глаза – но как быть с болями во всем теле, особенно усиливающимися в непогоду?

Григорий Романович с грустной улыбкой поставил рог с хмельным медом на столешницу. Да, он мучается, и содержимое сего сосуда давно стало одним из немногих средств, что притупляют боль. Но ведь он жив! Он жив – а многие побывавшие с ним в бесчисленных схватках давно уже легли в землю. А князь живет и даже радуется жизни – особенно своей златовласой красавице жене Ксении и маленькому комочку счастья, их доченьке Миле, любимице воеводы… Да и государь не обделяет его ни вниманием, ни уважением, а уж как возвысился род Ромоданских! И ведь может статься, уже ранней весной появится наследник – по крайней мере, повитухи, осмотревшие жену перед самым отбытием князя, уверяли счастливых супругов, что родится мальчик…

Эх, лишь бы доверие государя не предать, лишь бы воев как можно больше в сече сберечь! Да врага злого, заклятого положить в землю у этих самых гор!

– Зови!

Пора. Откинувшись на спинку прочного походного кресла, Григорий Романович приготовился встречать гостей. Украдкой протерев лысину от обильно выступившего пота – что вы хотели, вес да обильное питие! – он постарался придать лицу самое величественное выражение.

Вошедшие в княжий шатер довольно занятны. Старший, высокий и чуть суховатый мужчина с широкими плечами и узловатыми, жилистыми руками, смотрит уверенно, держится независимо и даже слегка высокомерно. Его серые глаза напоминают две льдины, и даже воеводе стало не по себе, когда он поймал на себе их взгляд. Впрочем, виду Григорий Романович не подал и с удовлетворением про себя отметил, что этот «гость» старше его годами.

Второй же – молодой мужчина, крепкий, с загорелым, обветренным лицом и прямым, честным взглядом, левая рука перевязана. В уголках его рта угадывается дружелюбная улыбка, но он также держится независимо, впрочем, и без лишнего самомнения.

Обоих роднит ощущение внутренней силы, заключенной в телах и ищущей выхода. Хотя внешне – простые воины в обычной походной, легкой и практичной одежде, но даже без намека на какие-либо изыски. Да и рукояти их клинков, потертые от частого использования, явно не походят на инкрустированные самоцветами рукояти парадных сабель и шпаг. И тем не менее оба вошедших представились королями! Молодой – Рогоры, а старый – самой Республики. Только вот монарх последней пока еще борется за власть в охваченной усобицей Варшане (свежие донесения от разведчиков!) и здесь быть никак не может. Да и короля Рогоры – первого и последнего! – недавно казнили в столице как опасного бунтаря… Или он умер в темнице? Впрочем, не все ли равно?

– Кто вы?!

Первым ответил старый:

– Я Эдрик Бергарский, в прошлом герцог и гетман юга, ныне провозглашенный войском король Республики. Думаю, Григорий Романович, вы должны были о мне слышать…

– Я Аджей Корг, провозглашенный королем Когордом наследник, единственный уцелевший на сегодняшний день. После смерти в бою Торога Корга принял титул великого князя, но теперь присягнул новому королю Республики – и сам провозглашен королем Рогоры! – подхватил молодой спутник Бергарского.

Да уж, про героя Бороцкой битвы воевода полка правой руки был наслышан – и наслышан немало. А сколько тревог было связано с его назначением гетманом юга! Особенно когда последний мобилизовал шляхту и привел в свои земли многочисленные отряды ландскнехтов! Нет, Григорий Романович был уверен, что эти силы копятся именно для вторжения в Рогору, но полностью исключать возможность нападения на царство было нельзя. А уж когда гетман повел наемников в сторону рубежа князя, а после неожиданно пропал у отрогов Каменного предела, тогда и вовсе весь полк был приведен в состояние полной боевой готовности. Да уж, заставил герцог воеводу поволноваться!

– Что, решили воспользоваться ситуацией? Еще один ракош?

Лицо Бергарского мгновенно заострилось, а взгляд из ледяного стал ищущим, колючим.

– Что значит «еще один»?

– Ну как же. – Воевода позволил себе чуть расслабиться, безмолвно пережив еще один приступ боли. – Вы не знаете? В Варшане кипят бои, королевский дворец в осаде, мятежники бросают все силы на его штурм, пока брат королевы, герцог Алькар, спешит к столице с очередной кондоттой ландскнехтов.

– Это шанс…

Молодой «король» произнес эти два слова чуть слышно, но услышали все. И, судя по раздражению, промелькнувшему в глазах Бергарского, он явно недоволен отсутствием выдержки у вассала.

– Господин князь, вы знаете, что за нами по пятам следует войско Заурского султаната?

– А как вы думаете, что я здесь позабыл со своей ратью?! Сколько их?

– На момент вторжения было порядка сорока тысяч воинов. Сейчас чуть менее двадцати пяти.

– Это что же, – в глазах воеводы отразилось недоверие, – вы хотите сказать, что заурцы потеряли порядка пятнадцати тысяч воинов в боях с вами?!

– Быть может, даже более, – разом кивнули оба «короля».

– Хм… – Пальцы князя поочередно опускаются на дерево подлокотника, выдавая охватившую его озабоченность. – Ну а сколько людей осталось у вас?