Мне нравилось, как через движение музыка проходит по телу, но сама никогда не была танцором, на которого стоило посмотреть.

Я до сих пор танцую время от времени, обычно около шести вечера, когда жалюзи опущены, обед в духовке, а дома нет никого, кроме кота. Одна из моих любимых групп – это Lake Street Dive с их крунерским исполнением композиции «I Want You Back». Некоторым не нравятся ее слова, но, на мой взгляд, эта песня точно отражает одну из величайших слабостей человека – хотеть того, что тебе недоступно. Их ведущая вокалистка, Рэйчел Прайс, обладает таким чувственным низким голосом, что я помимо воли начинаю кружиться по комнате – хотя и в замедленном темпе лечебной гимнастики.

Танцевать с Филиппом весело, но рок-н-ролл с ним напоминает вращение в гигантском блендере. Я почувствовала облегчение, когда музыка замедлилась и мне удалось провести рукой по волосам и проверить, не пора ли изображать смущение от намокших подмышек.

Мотаун обладает чувственностью карамельного соуса на шарике мороженого. Он переносит меня в те времена, когда я была подростком, полусумасшедшим от гормонов. Не то чтобы я скучаю по этому чувству. Молодые люди прекрасны, но мне жаль, что им предстоит провести столько лет в этом состоянии. Если бы у меня был выбор – оказаться красоткой с бардаком в голове или ходячей развалиной, исполненной безмятежности и благостных мыслей, я бы выбрала последнее. Старение приносит свое вознаграждение.

Одним из лучших танцоров был потрясающий афроамериканец. Я с восхищением наблюдала, как он семенит по полу. К моему ужасу, он подошел и протянул мне руку. Его единственным мотивом для этого наверняка стала жалость ко мне с моими неуклюжими, приземленными движениями. Когда я объяснила, что не могу и близко танцевать так, как он, он ответил, что, конечно, я могу, и повел меня на танцпол. Он был безгранично терпимым, пока я топталась напротив него, пытаясь подстроиться под его ритм. И только мы начали приспосабливаться друг к другу, как я споткнулась об его ногу.

Если бы я только могла двигаться, как Микейла. Она покачивала бедрами, как пантера. Наблюдая, как они с Джином вливаются в рок-н-рольный номер, я вспомнила наш с Лидией первый вечер на ледяном представлении. Сейчас каток возле Рокфеллеровского центра уже, наверное, растаял. Там, где еще недавно работал ледовый комбайн, сейчас стоят зонты и столики. Я улыбнулась, вспомнив, как решительно я была настроена взять на передержку совсем незаметную кошку, а лучше вообще не брать. Сейчас мне трудно было представить себе Нью-Йорк без Боно.

Целуя Микейлу и Джина на прощание в конце вечера, я пыталась представить, что мы уезжаем всего на несколько дней. Думать, что я навсегда покидаю Нью-Йорк, было слишком тяжело. Я не могла выразить, как я благодарна ей за знакомство с Боно. Как ей удалось так махнуть своей волшебной палочкой, чтобы найти ему любящий дом и Моник, было выше моего понимания.

– Не беспокойся, – сказала Микейла. – Я буду регулярно присылать тебе новости о Боно.

На следующее утро, когда такси с ревом ползло в сторону аэропорта имени Кеннеди, я жадно всматривалась в очертания города, стараясь навсегда впитать их. Где-то в этой массе сверкающих башен Моник смотрит, как Боно входит в новый день. Проехав Таймс-сквер, я представила себе, как Микейла и Вида сидят за своими столами, обсуждая другую книгу, написанную другим автором. А вот в магазине зоотоваров на Второй авеню Блюбел умывается, сидя на прилавке, пока Дорис переставляет товары на полке.

А в это время продавец сумок, должно быть, расставляет свой лоток на углу, а одноногий нищий, возможно, задумчиво смотрит в сторону входа в неприглядное здание с красной дверью.

На берегу реки, в «Байдеви», Джон и его сотрудники, несомненно, принимают новую партию животных, попавших в беду. С потеплением наступит сезон новых котят.

У меня на глазах выступили слезы. Для меня было честью оказаться частью Нью-Йоркского сообщества любителей животных. Мне будет не хватать их всех. Благодаря решительности Виды и Микейлы мне удалось рассказать историю Боно всему миру.

– Ты еще вернешься, – сказал Филипп, нагнувшись ко мне через сиденье и погладив меня по голове.

В конечном итоге принять это решение оказалось несложно. Нью-Йорк и люди, с которыми я там познакомилась, были просто волшебными. Я обожала их, но ничто не могло превзойти обещание провести остаток моей жизни с чудесным человеком, который два десятка лет терпел мои причуды и, тем не менее, утверждает, что любит меня. Несомненно, я тоже любила его. Мы вместе построили дом и семью, которой, как ни странно, мы, кажется, тоже нравились.

– Джона будет рад видеть тебя, – сказал Филипп, когда мы садились в самолет.

– Надеюсь, он не будет наказывать меня за столь долгое отсутствие, – сказала я, застегивая на коленях ремни безопасности.

– Я уверен, что нет, – сказал Филипп.

Когда заревели двигатели, я почувствовала прилив волнения. В этот раз это было не предвкушение поездки в неизвестность, но мысль о возвращении к семье и коту, которого мы очень любили.

Сидя у окна и глядя на лес небоскребов, я представляла где-то там, внизу, маленького котика со стрижкой под льва.

Благодаря Боно часть меня навсегда останется в Нью-Йорке.

Принадлежать коту – это тоже в некотором роде чудо

Котов, которые много значили в моей жизни, можно пересчитать по пальцам одной руки. У всех пяти были блестящие манеры (когда они решали их продемонстрировать), талант по-своему наслаждаться жизнью и восхитительная способность любить.

Сначала у меня был черно-белый кошак с такой длинной шерстью, что это причиняло неудобство. Как и многие коты персидских кровей, он ненавидел, когда его брали на руки, в особенности дети. И я едва ли могу винить его за это. Если бы у нас на теле росли волосы сантиметров тридцать в длину и какие-то великаны пытались схватиться за них, мы бы чувствовали то же самое. Мы назвали его Сильвестром, в честь кота из мультфильма[13], заклятого врага канарейки Твити. Сильвестр был достоин своего тезки. Он проводил все дни, лениво валяясь на клетке моего попугая. Бедный маленький Джои замирал на своей жердочке, все больше зеленея, когда кот хлопал хвостом по прутьям клетки. Сильвестру не требовались сверхъестественные способности, чтобы понять, что наша мама не любит кошек. В свою очередь, он при первой же возможности гадил в ее туфли на каблуках. Для того чтобы взгромоздить его зад на ее неустойчивые двенадцатисантиметровые каблуки, требовались немалые способности. Узкие носки требовали огромной точности попадания. Но он искусно прятал свои орудия мести, и каждый раз они обеспечивали желаемый эффект. Сильвестр научил меня тому, что при должном креативном подходе кот может добиваться много.

Папино отношение к котам отличалось от маминого. Однажды на газовой станции он нашел бездомного полосатого котенка, схватил его и привез домой на заднем сиденье нашего старого «Форда Зефир». Оказавшись в доме, котенок немедленно спрятался под кресло. Я очень ждала, когда же он почувствует себя в безопасности настолько, что вылезет оттуда. Когда же он наконец вылез, я заметила, что отметки на его голове образуют букву «М». Когда я начала просить назвать его Мики, родители были слишком растеряны, чтобы спорить. Позже мой брат обнаружил, что у Мики шесть пальцев на передних лапах. Говорят, в Европе многопалых кошек часто убивали за то, что те знались с ведьмами. Тем не менее они были популярны среди моряков, и Эрнест Хемингуэй их любил. Спустя много лет, когда мы посетили котов Хемингуэя во Флориде, мы нашли, что они весьма красивы и приятно ненавязчивы. Несмотря на свое происхождение от литературной аристократии, они заслужили право лежать на траве и вести себя, как обычные коты.