фойе в бело-голубых тонах и оказались в окруженном стенами с четырех сторон внутреннем дворике, где вокруг пустого фонтана стояла пара скамеек.

– Жилые комнаты находятся в этом корпусе, – сообщила мне Ути-мора, когда мы вошли в следующее здание. – Это самая новая постройка. Вообще у этого НИЦ богатая история. Раньше здесь был медицинский центр для местных, которые жили тут до принятия закона об Аморановых островах. Я имею в виду до того, как было решено использовать эти земли для нужд промышленности. Если проехать на запад еще километров пять, можно увидеть заброшенный городок Перенваль, к которому этот центр относился в то время. Он тогда был столицей области. Потом, когда людей переселили, Перенваль стал научным городком при Промышленном. И лет двадцать вот этот комплекс зданий служил научно-исследовательским центром. Здесь разрабатывали новейшие фильтры для заводов, сельскохозяйственные удобрения, даже лекарства. Потом экология стала ухудшаться, народ разъехался, здание начало рушиться, а на его ремонт ресурсов почти не выделяют. Так что обходимся тем, что есть.

– А в чем тогда смысл продолжать тут работать? – удивился Тю-тю. – Это же глупость какая-то – оставаться в полузаброшенном здании, которое давно не ремонтируют, да еще рядом с мертвым городом. Неужели нельзя проводить исследования в более подходящем месте?

Ути-мора промолчала. Я был уверен, что она тоже подписала договор о неразглашении. Это место, действительно, не особо годилось для исследований, и ему легко можно было найти замену в виде современного легкодоступного научного центра. Но только здесь, в этой глуши, среди мертвых деревьев и внутри мертвого здания, можно было безопасно исследовать то, о чем Орланд не мог даже заикаться перед говорящими, – деменцию.

В коридорах жилого корпуса нас окутала разбавленная эхом тишина. За окнами стоял туман, сквозь который слабо пробивалось солнце. Отовсюду едко пахло хлоркой. Ути-мора сказала, что это здание самое новое из всех, но и здесь я заметил трещины на плитке, темные пятна земляных разводов под горшечными деревьями, пыльные лампы на потолке, поломанные пластинки жалюзи, поцарапанные панели, отпечатки подошв на дверях, как будто их открывали пинками.

Я брел по коридорам, словно в туманном сне, и до последнего был уверен, что тут никто не живет, но неожиданно навстречу нам попались двое мужчин в зеленой форме. Уставшие, потрепанные, с одинаково мрачными лицами. Увидев меня, они на пару секунд ожили и рассыпались в радостных приветствиях.

– Гараш! – воскликнула Ути-мора. – Ты мне как раз был нужен. Объясни нашему новому работнику, где его комната и в чем состоят его обязанности. – При этом она махнула рукой на Тю-тю. – Это тот самый. Нас о нем предупредили в телеграмме, помнишь?

Гараш – заросший густой щетиной мужчина средних лет – кивнул.

– А кем я тут буду работать? – оживился Тю-тю. – Может, водителем?

Гараш ухмыльнулся, обнажив щербатые зубы.

– Ага, водителем. Только водить будешь тележку с чистящими средствами и швабру.

– Вон оно что! – ничуть не расстроился гедоскет. – Значит, уборщиком буду! Ну, это дело привычное.

Гараш повел его в противоположную сторону, а мы с Ути-морой отправились к комнате, которую приготовили для меня и в которой уже жил один из исследователей – некий Валикур.

– Валик просто солнышко, – с улыбкой сказала про него Ути-мора. – Мы, разумеется, знаем, что вы большой индивидуалист, но у нас не так много комнат, в которых… достойные условия для жизни. И потом, Валик поможет вам сориентироваться в первое время. Он пока на смене, поэтому вы осваивайтесь, отдохните. Завтрак через час. Я покажу вам столовую.

– А м-могу я его пропустить? – спросил я. – Меня мотает после дороги. Думаю, это акклиматизация. В меня сейчас все равно еда не полезет из-за тошноты.

– О, конечно-конечно! Отдыхайте!

В комнате, в отличие от остального корпуса, мне понравилось. Здесь был шкаф с жалюзийными дверцами, почти как у меня дома. Слева от кровати стояла тумба с будильником. Одну из стен целиком занимал восковой плющ с толстыми блестящими листьями в пятнах от побелки. Моя половина комнаты казалась угрюмой и необжитой. Зато над кроватью Валикура висело десятка два странных круглых штуковин с перьями.

Я присел на кровать, рядом с которой стоял одинокий чемодан с набором вещей нулевого уровня. Посадил зайца в изголовье и прилег, не чувствуя в себе сил даже на душ. Так и уснул в одежде, а проснулся уже вечером, когда в лицо мне ударил яркий свет люминесцентных ламп.

В висках гудело и противно пищало.

«Это от лампочек, или у меня в голове такой звук?»

– О! Соседай! Проснулся! – Надо мной нависло участливое лицо темнокожего парня с длинными, как весла, руками и дредами по пояс. – А я как раз причапал тебя проверять. Меня Валикур зовут. Можно просто Валик. Я твой соседай. С утра за тобой приглядываю. Считай уже зазнакомились.

Он был одет в зеленые брюки с желтыми полосками, похожие на слившихся в поцелуе гусениц, и шерстяной свитер с двумя болтающимися на груди косичками.

– Финард, – промямлил я, с трудом садясь.

Со лба упала сложенная вчетверо тканевая салфетка и шлепнулась мне на колени. Валикур подхватил ее, плюхнул в желтый тазик с водой и опять водрузил мне на лоб.

– Ничего-ничего. – Он добродушно похлопал меня по плечу. – Это от перемены поясов тебя так размазюкало. Скоро пройдет. Он протянул мне круглую таблетку в упаковке. – Клюй. Колесико от температуры.

Я выпил лекарство, и постепенно мне полегчало настолько, что я смог смыть с себя пот. Валикур – добрая душа – сам разложил в шкафу мои новые вещи и принес ужин прямо в комнату. Каша была премерзкая, но я проглотил ее без капризов и улегся пораньше спать.

Около пяти утра, судя по подсвеченному циферблату будильника, меня разбудил странный шум. Я сначала думал, что мне мерещится спросонья, но шум не стихал. Я приподнялся на кровати.

За спинкой было большое окно, за которым виднелись в утреннем тумане огоньки монорельсов, фонари и стерильно-белые прямоугольники света из окон соседнего флигеля. На стекле было много пыли, однородную текстуру которой подпортили дождевые подтеки. Наверное, поэтому мне померещилась электричка «Последнего пути». Она проехала по эстакаде, подходившей вплотную к зданию, и скрылась в темноте.

«Это, должно быть, поезд, на котором сюда доставляют еду и необходимые вещи», – спросонья подумал я.

Логика трепыхалась, пытаясь выяснить, померещились мне цветочные узоры или нет. И почему нас с Тю-тю привезли в НИЦ на автомобиле, если прямо к зданию подходит эстакада. Но думать об этом не было сил. Я все еще чувствовал жар, поэтому выпил воды и снова уснул, твердо решив выздороветь до завтрашнего